5.2 Аульный синдром казахской литературы

Против глупости сами боги бороться бессильны.

Фридрих Шиллер

Однако, именно с этого периода начала утверждаться вторая, негативная тенденция в развитии национальной культуры. Во второй половине ХХ века в казахской литературе появилось дискурсивное направление, чуждое всем канонам развития культуры. Оно было представлено большой группой писателей, проводивших детство и юность в ауле, окончивших аульную школу, оставшихся носителями аульного менталитета. Некоторые литературоведы их назвали «шестидесятниками», потому что в России так назвали русских писателей того периода. Они создавали произведения, посвященные аульной тематике, где реалистично описывали аульный быт и психологию сельского труженика. Среди них были произведения, очень неплохие, с художественной точки зрения, которые, с позиции того времени, соответствовали вкусу и менталитету жителей казахского аула. Поэтому 60-70 годы казахские литераторы относят к категории, плодотворной для казахской прозы.

Казахские «шестидесятники» не были обделены талантами, в их среде было немало отменно владеющих пером одаренных людей. У них было сильное увлечение литературой и такое же стремление творить. Что логично, объектом своего творчества они избрали знакомую, кровно близкую им стихию – тему аульной жизни. Они изображали людей аула, которых знали хорошо в повседневной жизни, их перу служили поступки этих персонажей. Они старались писать такие произведения, которые понравились бы и понадобились аульным жителям.

Конечно, есть резон в том, что человек, вышедший из аула, в котором он родился и вырос, со временем стал писателем, и нашел своих персонажей из той среды, из числа людей себе знакомых. Так выглядит дело на первый взгляд.

Однако, казахские «шестидесятники» изображали процессы, происходящие в общественной жизни, натуралистическими средствами и плелись за аульным человеком. Мало было новых идей, новых мыслей, способных вызвать обратную связь со стороны массы. Фабулы в их произведениях были похожы друг на друга, и идеи, поднятые в них, были чуждыми для большинства, вызывали реакцию идиосинкразии у читателя.

И это не единственный упрек, который они заслуживают. А именно – человек, глубоко вникший в казахскую литературу, в современное ее состояние, обнаружил бы глубинный подводный камень на пути не только развития литературы, культуры, но и социально-политического развития нации. Дело в том, что многие из «шестидесятников», посредством художественной литературы, внедряли в сознание народа из ряда вон выходящую идею. Они выбрали установку по сосредоточению казахов в сельской местности, не допуская молодежь в город. Во всех произведениях их становым хребтом являлось изображение идеализированного аула на фоне «мрачного» и «страшного» города. Эту идею они принялись внедрять в сознание аульных казахов.

В тот период подавляющее большинство коренного населения было сосредоточено в аулах, занималось сельским хозяйством. Казахов, проживающих в городе, было очень мало. В городе казахской языковой среды не было. Городские казахи жили в русскоязычной среде, им действительно грозила опасность утраты языковой идентичности, ассимиляции с русскоязычным населением. А казахский зиялы қауым, стремясь, во что бы то ни стало, сохранить национальную самобытность, отчаянно искали выход из создавшегося положения. Они видели, как казахская нация превращается в национальное меньшинство на родной земле, что казахи, живущие в городах, растворяются среди них, забывают родной язык. Отсюда сделан свой вывод. Они видели единственный ареал, где национальная культура может сохраниться – в ауле. И эта мысль завладела их умами.

Убежденное в непогрешимости данной мысли, большинство казахских писателей, решило превратить литературу в орудие сохранения национальной культуры и быта. Для того чтобы сохранить язык и не допустить исчезновение национальной культуры, они были готовы пойти на отчаянные действия. Но у них в руках было только слово, которое, в свою очередь, не должно было перешагивать рамки коммунистической идеологии.

В этот период случилось то, к чему стремились писатели. Казахстанские власти использовали ошибочные ориентиры писателей в свою пользу – издали указ «Об удержании казахской молодежи в сельской местности». Перед наивными писателями зажегся зеленый цвет. Теперь они с большим энтузиазмом приступили к написанию произведений, где воспевали аульную жизнь, противопоставляя ее городской, выбрав положительных персонажей из сельских тружеников, и пустили их на поток. Это были персонажи в повестях и романах, похожих как две капли воды и содержащих схожие сюжеты, где во время бурана чабан борется с волком; где механизатор вспахивает поле; тут и доярки на ферме, и советские активисты, и тракторист, приглашающий на свидание свою девушку на ток, воспитанник интерната, который делится с другом последним куском хлеба; тут и образы подростков, убегающих из города от жестоких родителей в аулы к добрым дедушке с бабушкой, и еще многое другое, чем писатели старались покорить сердца аульных читателей. Самым распространенным сюжетом у них были события, с участием комсомольца, который после окончания школы оставался в ауле пасти овец.

Но писатели, воспевавшие в образах аульных казахов, такие благородные человеческие качества как доброта, радушие, милосердие, открытость, наивность, не подозревали, что за образами аульных людей носителей благородных качеств таится восхваление темноты и отсталости народа, сбившегося, заблудившегося на историческом пути. На протяжении полувека они, негативно изображая город в глазах читателя, не подозревали, в какую пропасть ведут свой народ. По их трактовке город – морально оскудевшая среда, где живут жестокие, злые, беспощадные люди. Не ходите в город, там потеряете человеческий облик, исчезнут ваша национальная принадлежность, патриотизм.

Стержень рассматриваемой проблемы не только в односторонности стиля мышления авторов и их провинциальной ограниченности, и не в образах превозносимых героев. Самое главное, она заключалась в идее, которую они провозглашали. В своих произведениях они не только превозносили аульную жизнь, но и призывали городских вернуться в аул, восхваляли животноводство, невежество изображали в сочувственных тонах, и это направление проводили как идеологический принцип. Таким образом, под прицелом оказалась не только литература, но и вся национальная культура, а целью стал аул, и эта идея овладела умами казахов, вписалась в их сознание. Превознесение аульных «достоинств» таило в себе оборотную сторону – бессмысленное и опасное противостояние индустриальному обществу. Так возникла в художественной литературе тенденция, так называемый «аульный синдром». В эти годы особенно активно воспевали аул в художественной литературе: С. Жүнісов, Б. Нұржекеев, Б. Бодаубаев, Б. Мұқаев, Т. Нұрмағамбетов, Ж. Түменбаев, Ә. Сараев, Д. Әшімханов и другие казахские прозаики [см.: 79].

* * *

В художественной литературе писатели страрались реализовать идею сосредоточения казахов в сельской местности следующими тремя литературными приемами:

а) компаративная ассоциация;

б) прямая агитация;

в) идеализация аула.

По методу компаративной ассоциации аул противопоставляется городу так, что привлекательные стороны аула, положительные деяния его жителей описываются параллельно с теневыми сторонами города и пороками городского человека. Порицание «коварного», «лицемерного» человека города, проблемы жизни города описываются на фоне честного, доброжелательного жителя и сказочно благоприятной жизни аула.

Писатель, который применяет второй прием, используя весь арсенал тропов и гиперболизации, других художественных средств, которыми он располагает, ведет лобовую агитацию за возвращение молодежи, уехавшей в город, в родной аул; призывает не покидать аул.

Третий прием – идеализация аула – исключает сопоставление аула и города, здесь нет непосредственной агитации, призыва молодежи не покидать аул. Все, что связано с аулом, писатель обрисовывает таким образом, что кажется – аульная жизнь – самая счастливая, а люди, живущие там, – самые честные и добрые на свете, почти ангельского облика. Нравы, обычаи и традиции аула – все прекрасны. Получается, что аул – это настоящий рай земной.

В.Г. Белинский в обзорной статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года», печалясь о «жалком положении» тогдашнего искусства, в частности отметил: «Как будто не замечая кипящей вокруг него жизни, с закрытыми глазами на всё живое, современное, действительное, это искусство ищет вдохновения в отжившем прошедшем, берет оттуда готовые идеалы, к которым люди давно уже охладели, которые никого уже не интересуют, не греют, ни в ком не пробуждают живого сочувствия» [80: 311]. Историческая аналогия показывает повторение в казахской литературе второй половины ХХ века того состояния, в котором находилась русская литература полтора столетия тому назад. Не нужно искать другие характеристики, более объективные, которые свидетельствовали бы о сегодняшнем состоянии казахского искусства.

* * *

Стоит обратить внимание на некоторые доводы писателей, которые глубоко увлеклись данной тематикой. Например, А. Сараев, присоединяясь к хору своих коллег, повторяя их географические тезисы, выражал ностальгию по древнему аулу, выдвигал мысль о необходимости возводить в аулах қоржын үй (двухкомнатная изба в форме корджуна). Дополнительно к этому он писал: «Люди, которые творили историю нашего народа, литературу, искусство, науку, создатели духовного богатства – все были выходцами из аула; именно они были энергичными лидерами нации, общественными деятелями, знаменоносцами и батырами. Все они – выходцы из аула. Аул в гармонии с природой наградил своих любимых сынов человеческими качествами – не только благородством и нравственностью, но и способностями, талантами с переизбытком» (Қазақ әдебиеті, 16.11.1984).

Тут истина и абсурд так переплелись, что стало трудно отличить одно от другого. Ситуация требует провести границу между ними. Чем отличаются одно от другого эти два философских понятия? Вопрос необычайно глубок, но ответ на него лежит на поверхности. Потому что мудрость всегда проста. Истина не вызывает вопросов. Там, где истина становится всем понятной, все встает на свои места. А абсурд порождает массу вопросов, на которые не всегда возможно ответить. Не стоит доказывать абсурдность абсурда, нужно только задавать вопросы автору абсурда, для постижения смысла, который вообще отсутствует в нем.

Если утверждения А. Сараева являются истиной, то на следующие вопросы нетрудно дать ответ. А вопросы такие: кого мы называем «выходцами из аула»? Тех, кто родился в ауле, потом переселился в город? Или же тех, кто там живет и трудится? Какое преимущество имеют двухкомнатные избушки, покрытые соломой, перед городскими благоустроенными квартирами? Если «деятели, возглавившие народ, вожди и батыры все вышли из аула», если они были «энергичны», «способны и талантливы», то почему они позволили, чтобы казахи попали в неволю, почему народ был истреблен, почему он бежал из родных мест? Как живется аульному казаху при таком богатстве, когда Казахстан занимает шестое место в мире по разведанным природным богатствам? Наверное, аульный казах самый богатый и счастливый человек в мире? Каким способом узнать, что выходцы из аула были талантливее городских, кто это исследовал, где статистика, где можно ознакомиться с результатами таких исследований? Если жители городов были отсталыми, менее способными, менее талантливыми, то почему те, живущие в ауле, занимавшиеся скотоводством, не возвысились до небес, не сотворили чудес? Где аульные университеты и академии? В каких аульных издательствах публикуются научные труды, монографии «создателей духовного богатства нации»? И как объяснить, что сейчас «духовное богатство, созданное выходцами из аула», не пользуется спросом среди молодых? Чем объяснить, что ни одну научную проблему эти ученые, вышедшие из аула, решить не смогли, в том числе проблемы государственного языка?