3.3 Имманентная казахская проблема в контексте ареальной лингвистики

3.3 Имманентная казахская проблема в контексте ареальной лингвистики

Крестьянин внеисторичен, он независим от культуры, гнездящейся в городе.

О. Шпенглер

Как это ни прискорбно, но с исторической истиной считаться приходится. Как сказал О. Шпенглер, «Крестьянин внеисторичен. Он независим от всякой культуры, гнездящейся в городе» [64: 98-99]. И это нужно признать. Невозможно игнорировать категорическую констатацию. Потому что в истории цивилизации она не раз подтверждалась. Нынешняя казахская духовность подтверждает релевантность этого утверждения.

Крестьянин всегда далек от идей демократизма, гласности, прав человека, открытости. Ему нет дела до общественно-исторического процесса, он не разделяет, не участвует в организованной политической борьбе. От него нельзя ждать социально активных телодвижений, которые могли бы обратить на себя внимание. Он стойко выносит гнет, не угрожает правительству. Групповые выступления крестьян (если они будут иметь место) возникают стихийно, носят неорганизованный характер, без определенных целей и четкой программы, проявляются как бунт местного значения. В истории нет фактов, когда крестьянские движения достигали своей цели и устанавливали свои правила. Да они и не могут быть по определению.

Низкий уровень самосознания крестьян, оставшегося лишь на ступени богатырской защиты народных чаяний, разбросанность расположения в аулах, не оставляют им никаких шансов организовать политическую борьбу, способную защитить национальные интересы. Крестьянство не олицетворяет нацию, не выступает в ее защиту. Крестьянин и нация – понятия несовместимые.

Не только самих крестьян, но и так называемого зиялы қауым, вышедшего из крестьян, нельзя поднимать на организованную политическую борьбу. Даже если какая-нибудь ничтожная часть образованных людей – выходцев из крестьян выходит на борьбу с национальными лозунгами, это надо принимать как подражание другим, а не как подлинную сознательную акцию.

Политически малограмотные, погрязшие в правовом нигилизме, не имеющие никакого понятия о демократической культуре, крестьяне со своим внутренним духовным миром неспособны быть представителем нации. Крестьянство – это социальная группа, случайно и со стороны влившаяся в процесс трансформации демократического общества, класс пред-демократической стадии развития общества.

Аул, попав однажды в известное статическое состояние, остается таковым без изменения на протяжении веков. У сельского жителя не бывает стремления к переменам. Лишенный побуждения к действиям, сельский житель стоит в стороне от всех политических событий. «Настоящая его этика, настоящая его метафизика, которые ни один ученый не посчитал достойными открыть, лежат вне всякой истории, религии и духа» (там же, с. 99). Вне досягаемости от историко-культурных процессов, крестьянин не мог и сам повлиять на них. Привлекать крестьянина к политике, учить его защищать свои права – это никогда не давало результатов. И никогда не даст.

Не прав тот, кто утверждает «казахский язык сохранился в ауле». Именно аул практиковал язык в аномальном употреблении, в ауле язык потерял репрезентативное свойство, стал таким, который никто не сможет выучить и которому никого обучить невозможно. Теперь перед казахскими лингвистами стоит задача – спасти язык от аульной лингвемы – семантической смеси аульного человека. Казахский язык вот уже четверть века задыхается от того состояния, когда, какие условия ни создавай, городской социум не может овладеть им. И весь зиялы қауым не может поднять его до уровня функционирования, соответствующего государственному статусу. Народ, пребывающий в анклаве цивилизации, оказался далеким от образования, культуры и этики.

Потому что люди, вышедшие с низшей ступени цивилизационной лестницы, не способны решать проблемы, стоящие перед обществом, стоящим на высшей ступени. Аульные условия жизни не допустят крестьянина подняться до уровня активного члена гражданского общества. Аульные люди никогда не избавятся от тех бед, которые создали для них власть имущие, которых избрали сами аулчане. Если власти, при обеспечении самым малым для жалкого существования, будут систематически проводить репрессии, грамотно запугивать, то крестьянин не расстанется с собственной вековечной привычкой повиновения, будет выполнять то, что от него требуется, и продолжать путь по той же колее.

Большевики, опираясь на выводы серьезных социо-психологических исследований, хорошо изучили менталитет крестьянина. Не желавшие упускать из рук тоталитарную власть, они использовали крестьян как электорат правящей партии, четко и конкретно подбирая механизмы управления ими.

А казахам, желавшим поселиться в городах, администрация ставила преграды. Они, за редким исключением, не могли встать на очередь на получение квартиры, как другие жители города. Это относилось не только к казахам-рабочим, но и к представителям интеллигенции. Долгое время казахские писатели, ученые, артисты не получали прописки в столице своей страны. Об этой ситуации поэт К. Аманжолов метко заметил:

«Хоть давай, хоть не давай, где приютиться –

все равно я не покину столицу»,..

Эти стихи были на слуху у многих казахов, испытавших административную длань в те годы, надолго сохранились в памяти казахской интеллигенции.

* * *

Аул для большинства казахов, где родились и выросли, провели детские и юношеские годы – первая родина. Казахи относятся к аулу с особой любовью и почтением. Любят аул, питают к нему особые чувства, пишут о нем, слагают песни. Такова духовная матрица аульной философии.

Однако представители аульного мира не видят его оборотной стороны. Любовь к малой родине вытеснила добрые чувства по отношению к Большой Родине. Другими словами, понятие «аул» стало выше понятия «страна». Тогда аул для казахов стал матерью, родиной, всем самым дорогим, «Казахстан» – чем-то малопонятным, далеким, чуждым миром. Казахские журналисты сообщения из аула называют «елден хабар», то есть вести из страны, в коннотации Родины. Аул для них ЕЛ, а свыше 80-и городов и проживающие там жители (около 10-ти млн. человек) для наших журналистов как бы не существуют, они – вне ЕЛ!

Бегство из города стало для казахов какой-то особой статью. Автоматическое сопротивление, оказываемое казахами процессу урбанизации, как производное от урбанофобии, нашло выражение в их менталитете. Аул стал источником и предметом фанатической приверженности, ценностью, чем-то ярче святыни, сросся с казахским сознанием, стал направляющей силой его действий. Казахи начали сопоставлять все и вся со своим «пещерным идеалом» – священной горой, что возвышается около аула. Менталитет аульного человека, как Прокрустово ложе, стал мерой других ценностей: «менталитетімізге сәйкес келе ме?».

По понятиям апологетов аула, нужно воспевать аул, превозносить его, не допускать тени осуждения или упоминания об отрицательных чертах аула. Все творчество нужно посвятить аулу и быту крестьянина. Если кто-нибудь скажет нелестное слово про аул или критикует жизнедеятельность аулчан, он будет принят в штыки, как нападающий на казаха.

Все, происходящее вне казахского аула – слова, мысли, дела людей цивилизованного мира, их линия поведения, – не укладывается в разуме аульного человека. Мысли, поступки, стиль жизни аульных казахов контрастируют с логикой современного человека, людей, которые хозяйство ведут индустриальным способом, живут в гражданском обществе. Надо отметить, что это – не особенность мышления и действий, а производное от аульной лингвемы.

С подачи и по просьбе казахского зиялы қауым власти организовали почин молодежи. Он был объявлен в 70-е годы ХХ века в Чубартауском районе Семипалатинской области. По этому «почину» окончившие школу юноши и девушки обязаны были остаться поработать в животноводстве, создав комсомольско-молодежные бригады. Жители тех районов, где преобладало местное население, горячо поддержали этот «почин».

Этот почин был инструктирован коммунистической властью, чтобы держать казахов в социально-отсталой среде, способствовать замедлению темпа урбанизации местного населения. Была поставлена преграда на пути талантливой молодежи к городской культуре, чтобы в будущем казахскую нацию оставить однородным сельским населением, занимающимся только маломеханизированным животноводством, держать ее подальше от гущи мировых и политических событий, чтобы эта нация превратилась в дешевую рабочую силу и послушный электорат правящей партии.

Партийные советские чиновники, большинство представителей художественного искусства, вышедшее из среды коренной нации, приняли это начинание с восторгом. Они не осознавали, что культурное развитие общества определяется городом, что путь к цивилизации нужно искать в городе, что игнорирование города ведет к застою, отсталости, вымиранию нации, не желая знать ничего о благотворной роли города, особенно для казахского народа, остающегося до сих пор аульной нацией.

До сих пор для аульных казахов город остается таинственным и чуждым. Адаптационный синдром стал доминирующим фактором, не позволяющим нации развиваться, стоящим наперекор культурному и духовному росту. Казахский зиялы қауым не понял роль городов, занятия промышленностью, производства товаров и внедрения рыночных отношений в трансформации нации.

Для казахского зиялы қауым космос – не есть пространство; цивилизация – не есть назначение нации; индустрия – не есть способ производства; город – не место для проживания; свобода человека и демократия – не ценности,.. Культура, наука, техника, производство, технология, политика, гражданское общество, духовный мир городского человека, его менталитет, нравы, ценности, мечты, стремления – не объекты для художественного творчества. Как движется жизнь, куда направляется цивилизация, на чем зиждутся чаяния людей передовых обществ – все это казахов не касается. Для аульного казаха – люди, живущие в городах, – глупцы. А сами, осевшие в аулах, едят мясо, пьют кумыс, веселятся от свадьбы к свадьбе – мудрый народ, который умеет жить! Ему чуждо предвосхищение импульса времени, темпа развития цивилизации. Он по-прежнему мечтает затеряться в погоне за табунами лошадей, в мираже степей.

Превознесение аула так и осталось ведущей идеологией духовного строительства. Казахи продолжали нажимать педали старой ахинеи об ауле, не имеющей никакого отношения к науке и реальной действительности. Это направление как доминировало в течение века, так и продолжает доминировать сейчас, как национальная идея.

* * *

Что дал аул казаху?

Постановка вопроса в такой формулировке не вполне раскрывает смысл взаимоотношения казаха и аула. Для того чтобы глубже проникнуть в проблему, нужно перефразировать вопрос: что отнял аул у казаха?

Аул отнял у казаха независимость страны.

Именно из-за того, что казахи не стали городскими, не занимались промышленностью, не сооружали крепостей, не имели огнестрельное оружие, обученные войска, которые владели этим оружием, они вынуждены были «добровольно» принять подданство России.

К середине 80-х годов казахи проживали в так называемых «отдаленных» районах, в бесперспективных местах, где потомки страдали от экологических катастроф, культура оказалась в загоне, мораль обветшала, язык потерял функциональность. Народ, потерявший ориентир от ложной теории «чем дальше от цивилизации, тем лучше сохранимся», согласившись слиться с «новой общностью людей – с советским народом», не только не стремился к независимости, но и к социальному и духовному прогрессу, представляя собой дешевую рабочую силу, занимающуюся добычей сельскохозяйственного сырья для тех, кто работает в индустриальной сфере. И главное, он был этим доволен.

Бегство от цивилизации для казахов обернулось непреодолимой преградой перед языком во вхождении в сферу индустриального мира.

Аул принес казахам летаргический сон.

Прозвучавший в начале ХХ века призыв «Проснись казах!», остается актуальным и по сей день. Это время, длиной в столетие, показало, что казахский крестьянин так и не проснулся, а зиялы қауым не поднялся до уровня, на котором мог бы разбудить народ.

Фактор пробуждения был настолько слаб, что народ не продвинулся дальше видения сладкого сна. Если фактор пробуждения так и останется недейственным, субъект останется в той же среде, где невозможно проснуться от дремучего состояния, тогда казахский народ войдет в исторический круговорот «вечного призыва и вечного сна». Только нужно напомнить зиялы қауым, что у летаргии есть свои свойства, проснувшийся моментально дряхлеет и засыпает последним сном уже навсегда.

Абай своим колючим языком, как ни раскалывал, не смог пролить свет в сознание соплеменников. С. Торайгыров «взбирался солнцем, на темном небе казахов», но соплеменники не почувствовали ни тепла, ни света от этого солнца. А. Байтурсынов наострил своего «комара», пищал комар, жалил, но народ не переставал зевать. М. Дулатов во весь голос кричал «Проснись, казах!». Но одеяло даже не пошевелилось.

И современные интеллигенты вновь и вновь повторяют этот призыв.

«Ты ушел, не сумев разбудить свой народ,

Я тоже устал его будить от сна», — так жаловался А. Косанов, прощаясь со своим другом Алтынбеком, которому посвятил стихотворение «Разговор с ровесником». Н. Масанова отдали под суд нацпаты за то, что он попытался объяснить, почему казахский народ постоянно терпит поражение за поражением, почему он бежит за рубеж.

Современный казахский поэт Иран-Гайып по-своему отреагировал на социально-психологическую прострацию народа. Он посвятил народу гневное стихотворение, преднамеренно задевая его честь, в надежде привести его в какое-нибудь телодвижение. Употребил самые нелицеприятные слова в его адрес, типа – «Мертвый ты. Сомневаюсь, когда-нибудь оживишься?»

* * *

С тех пор сколько раз зажигалась заря, сколько раз пылал закат, а небо от черных туч так и не очистилось, а казахская истина так и не открылась. Казах не проснулся.

Почему?

Что, – казахи политически неодаренный народ? Нет! «Политически одаренных народов нет в природе», — сказал немецкий философ, исследовавший данную проблему до глубины [64: 468]. Нет основания относить казахов к неодаренным народам.

Что, – казахи были хуже других? Нет! Казахи тоже в свое время «скакали рысью – по скалам, галопом – по взгорьям».

Тогда почему казах не выходит из глубокой прострации? Может, бог определил, чтоб казах не просыпался? Вот этот вопрос сегодня, как всегда, стоит ребром.

Это есть казахский имманентный вопрос. Каждый, считающий себя интеллигентом, должен задуматься над этим вопросом и поставить себе задачу – докопаться до истинных причин беспробудного сна народа.

Политическая малограмотность, социальное отставание, правовой нигилизм, отсутствие общей и демократической культуры – все эти явления объяснимы с точки зрения современной социологической науки. Они подвергаемы философской интерпретации. Если народ не просыпается, значит есть фактор, способствующий этим явлениям. И его надо искать и найти, во что бы то ни стало. Нужно найти субстанциональную суть, почему не поднимается политико-правовое сознание народа.

* * *

Поиск надо начать с определения того, на какой ступени исторической лестницы нация находится. Выявлять причины, определившие монотонное существование казахов, нужно в социальном развитии.

Аул – это среда, не позволяющая проснуться, а крестьянин – не просыпающийся класс.

К сожалению, с обретением независимости положение к лучшему не изменилось, все остается так, как было раньше, во многих случаях даже хуже. Казахские писатели и журналисты так и не поняли диалектики общего развития цивилизации, не видят стратегии движения общества к прогрессу, в том числе не осознают роль города. Они до сих пор проникнуты заботой о возвращении казахов в аулы. Поэтому основная масса коренного населения до сих пор не втянута в индустрию, не пользуется преимуществом городской жизни, к производству не приближается, бизнесом занята ничтожная часть населения, из числа людей, приближенных к власти, они далеки от культуры, науки, либерализма и продолжают прежнюю скудную жизнь в аулах, в качестве так называемой «самозанятой» части населения.

Да, практически все ступени властной иерархии заняты представителями автохтонной нации. Однако это не может свидетельствовать о том, что титульная нация контролирует все. Экономика, финансы, производство, образование, СМИ, даже демографическое движение – все находится под контролем соседних великих держав.

Современные казахи с умилением вспоминают советские времена. Тогда никто не оставался без работы, не думал о завтрашнем дне, все были обеспечены минимальным необходимым, что-то получали, как бы то ни было, существовали. Но никто не подозревал об истинном положении вещей. Когда минимальное обеспечение на уровне низших двух ступеней иерархии ценностей по А. Маслоу [65: 10] привело к тому, что народ потерял способность к самостоятельному мышлению и действию в свою пользу.

В то время казах пел песню о том, что:

«Мақтан сен, қазақ.

Төбесі көкке жетпей тұр аз-ақ».

Еще на устах у него было все то же:

«Ауылым, ауылда туған бауырым!» или

«Ауылда тірліктің бар әні, ауылға кетіп барамын».

В то время казах не подозревал, что эйфория сытого мамбета совпала с тем, что национальное государство распоролась по швам.

Да, казахи были воинственным народом. Об этом пишут все, с гордостью. С другой стороны, когда казах получал жизненные блага – сразу прекращал двигаться вперед, уходил на той. Так продолжалось в течение трех тысячи лет, жизнь протекала в юрте, в постоянной кочевке между қыстау и жайлау. И этот менталитет сохраняется до сих пор. Если у аульного казаха приумножается скот, если ему удалось поставить кособокую мазанку, если он сел в бывший в употреблении автомобиль – жизнь у него, считай, наладилась: пойдут веселые деньки – тойлау.

Так живет казах и сейчас. Любимая ария у современного казаха: «нан болса – ән болады». Сегодня ее припев изменился слегка: «қой болса – той болады». Баран для казаха – тот же банан, что для мулата и негра. Как и латиноамериканец или центральноафриканец, не имеющий ничего, кроме фруктов, казах, не имеющий ничего, кроме баранов, увеличивает их численность, потихоньку режет их, ест и весьма доволен. Поголовье скота увеличивается, а гражданину «барановой республики» ничего больше и не надо. От сытости – чванство, от чванства – лень. Скотоводческие народы ленивы именно поэтому. Втянувшись в благостную жизнь на жайлау, казах не учел замечание Шакарима, который некогда сказал: «Много овец у казахов! Значит, не избавиться никогда от мелких распрей. Не приложив труда, попивает молоко и кумыс, ест мясо, дети растут неучами» [66:56].

Бараны отвадили казахов от остального мира. С прибавлением поголовья скота разума не прибавилось. Получилось все наоборот. Потому что, объевшись мяса, человек проявляет склонность не к раздумью, а ко сну.

Есть правило: когда социальная потребность в обществе полностью удовлетворена, наступает застой. Это явление исследовал А. Тойнби, выдумавший теорию «вызова-и-ответа». По этой теории «Отсутствие вызовов означает отсутствие стимулов к росту и развитию… Наоборот, исторические примеры показывают, что слишком хорошие условия, как правило, поощряют возврат к природе, прекращение всякого роста» [67: 120]. Аульные зиялы, которые, довольствуясь только святостью и сладким сном, не имеют представления о движущих силах общества и не заинтересованы в продвижении общества вперед.

Для всякого общества, в том числе и для казахов, в ауле имеются три фактора, которые не подвигают его вперед:

Первый: в ауле нет власти;

Второе: в ауле нет финансов;

Третье: аульные люди не способны к самоактуализации, что означает отсутствие постоянного духовного роста из-за низкого уровня культуры и образования.

Современная казахская история свидетельствует о том, что на всем духовном пространстве трудности созданы искусственно самими казахами. Казахские ученые за годы независимости, имея достаточно финансов, не могли решить основные проблемы языка и культуры. Миллиарды тенге, ежегодно выделяемые из бюджета, на духовное развитие, улетали по ветру. Потому что культура и язык, созданные на материалах аула, предназначенные для аульного жителя, обречены на гибель.

Функционеры из исполнительной власти не разбирались, не могли трезво разобраться в политических процессах, проходящих в стране. Депутаты от крестьян были некомпетентны, умели работать только по подсказке сверху, – что говорить, какие законы принимать.

Не выпускать казахов из аула – это означало держать их на аграрной ступени цивилизационной лестницы, в резервации, там где царит мамбетизм, правовой нигилизм, бескультурье и политическое бесправие.

«Люди, живущие вчерашним днем», не могли решить ни одной важной проблемы сегодняшнего дня. Они оказались неспособными создать гражданское общество на матрице индустриального развития, оказались некомпетентными к существованию как нация. Аграрное мышление привело к оскудению идей. Иначе не могло быть, человек с мешком навоза на спине не мог пустить в ход производственные линии.

Апатия с XVIII века, еще до потери независимости, милая казаху, остается и доминирует в его сознании и в XXI в. Хотя времени прошло немало, он готов в любое время окунуться с головой в эту милую для него стихию, возвратиться в привычное состояние. Казах не хочет перемен, он борется не за прогресс, а за то, чтобы все оставалось так, как прежде. Консервативным менталитетом, не в самом лучшем значении этого слова, не только материальное пространство, но и духовное захвачены полностью. Подтверждением верности сделанного служит нынешнее положение казахского языка и культуры, которое не изменилось с 60-х годов прошлого столетия. Не желая перемен, боясь социальных потрясений, казах борется за сохранения старого.

Казаховеды считают, что городские жители бойкотируют казахский язык. Совсем не так. Дело не в том, что русскоязычные жители не хотят овладевать казахским языком. Дело в другом. Коренная причина – в различии двух социальных групп, различающихся по языковым признакам, в стилях мышления, отсутствии созвучности выдвигаемых ими идей. Их видение окружающего мира, взгляды на происходящие события и оценка разные. Потому что они живут по разные стороны линии разлома цивилизации.

⇐              ⇒