5.5 Декаданс казахской национальной культуры

5.5 Декаданс казахской национальной культуры

Как оценить констелляцию, складывающуюся в духовном пространстве нации?

Чем объяснить все обостряющуюся стагнацию языка и культуры?

Сегодняшнюю культуру, создаваемую на казахском языке, можно объективно оценить, применив категории суб-культуры и декаданса.

Известно, что понятие «субкультура» (от лат. Sub – внизу, около, вдали, в стороне) означает совокупность творений, имеющую хождение среди определенной социальной группы, устоявшуюся там и непринятую всеми членами общества.

Субкультура имеет следующие особенности.

Во-первых, это культура узкого круга людей, определенных социально-этнических или возрастных групп. В состав тех, кто поддерживает субкультуру, может входить какой-нибудь этнос, часть нации или какие-то территориальные группы. Хождение субкультуры носит локальный характер. В разных странах, чаще всего, проявляется своеобразная молодежная субкультура.

Во-вторых, ценности субкультуры не воспринимаются всей нацией, всем обществом. Их тематика и идеи проявляются как коллективные интересы, а для широкого круга пользователей культуры они чужды и неприемлемы. Субкультуру понимают и пользуются ею только свои потребители, и другим она непонятна, связи с другими культурами нет, среди пользователей других культур не распространяется.

В-третьих, субкультуру создают люди, природно-одаренные, однако не имеющие системного образования (диплом вуза тут ни при чем – К.Ж.) – «неотшлифованные алмазы», говоря словами Джона Локка. «Никто не удовлетворяется необработанными алмазами и не станет их носить в таком виде, если желает произвести приятное впечатление. Они блестят лишь тогда, когда отшлифованы и вделаны в оправу. Хорошие качества составляют существенное богатство души, но только благовоспитанность служит для них оправой» — писал английский философ [88: 484].

Казахский эквивалент понятия «неотшлифованный алмаз» звучит как «кесек алтын». «Самородки» понимают интересы данной группы, знают ее вкусы, приспосабливаются к духовным потребностям пользователей, они следуют за группой, чтобы казаться «своими». В основном это им удается. А общий культурный уровень творцов субкультуры низкий, мировоззрение узкое, то, что создано их руками, мелкотравчато, доморощенно. Касательно художественных качеств, можно сказать, что их творения весьма посредственны, зачастую примитивны, хотя, изредка встречаются и сносные.

В-четвертых, создатели субкультуры пользуются ограниченным корпусом лексики, в которую вкладывают смысл, понятный только своим пользователям. Они могут творить свои «шедевры» на сюжеты, взятые из жизни и быта своего социума, обитаемого в своем суб-ареале, которые могут поднять социолект социума данного суб-ареала, со специфическими претензиями на исключительность и значимость.

В-пятых, субкультура ближе не к культуре, в известном смысле слова, а к зрелищу. Она рассчитана на времяпрепровождение. Их творения низкого уровня художественного исполнения, доморощенны и стереотипны. Преобладают дешевые остроты, цинизм, трусливое фрондерство, где покусывают передовые идеи известных деятелей, зная, что они это не слышат.

Как заметил известный писатель, литературовед Г. Бельгер, касательно аналогичного явления «в немецкой литературе издавна существует термин «Heimatdichtung» – локальное описание провинциальной жизни… в этом направлении просматривается некая ограниченность мироощущения.… большинство казахских литературных произведений написано в стиле «Heimatdichtung», т.е. жизнь изображена с высоты аульного холма. Хорошо, ярко и достоверно, но географически, исторически и психологически, ограничено локальными рамками. Отсюда узость, скованность, локальность…» [89].

Субкультура и классическая культура – совершенно разные вещи. Никоим образом нельзя их поставить рядом, даже для сопоставительного исследования. Субкультура появляется в суб-территориях страны, ее жизнь недолговечна, функционирует какое-то время и вымирает бесследно.

* * *

Если субкультура доминирует в духовном пространстве, обслуживает значительную часть населения – это свидетельствует о надвигающемся декадансе национальной культуры в данной стране, который за собой к могиле потащит и нацию, которая позволила проявлению и доминированию субкультуры.

Декаданс – это страшное слово, особенно для казаха, который не любит признавать недостатки. Хотя казахи прошлого знали, что «ауруын жасырған – өледі», а современные казахи предпочитают сладкое слово о ложных достижениях, ласкающее слух, чем объективную информацию о недостатках. Им понравишься, если скажешь – «мы впереди планеты всей, двигаемся семимильными шагами, национальная культура процветает». Несмотря на это, предвосхищая подвергание себя жестокой анафеме, придется придать огласке и то, что в нашем «королевстве не все в порядке».

Ложной является теория о том, что казахский язык сохраняется только в казахоязычном ауле. Все наоборот. Там практиковалась лингвема аульного человека, с полным набором элементов языковой девиации. Это бессвязная, алогичная речь, аграмматизмы, амфиболии, гипербаты-гибриды – впрочем, полный букет синдромов. В настоящее время отсутствует здоровая, полноценная, полифункциональная языковая среда. В такой среде, где невозможно услышать синтакисчески правильно построенную речь, и в словоупотреблении отсутствует законченная подлежащно-сказуемостная структура, а вместо нее царит полная языковая аномалия, невозможно сотворить художественные романы. Именно, в ауле потерял казахский язык свою репрезентативную способность. Аул сделал его невозможным для изучения. Теперь мы выбиваемся изо всех сил для того, чтобы привести смятый, как пластилин, язык в естественное состояние, когда можно было бы применить его по статусу.

Все трудности, испытываемые государственным языком, проистекают от того, что его «социальная опора» в ауле. Казахский язык отстранен от индустриальной жизни, что означает, он находится вне истории и мировой культуры. У языка, который функционирует только в суб-территории государства, будущего нет и быть не может. Только вырвав язык из аграрного уклада, перенеся его в город, можно обеспечить ему дальнейшее развитие, в условиях индустриального общества. Только тогда он, став «городским», обеспечит себе будущее. Рецессия языка – это явление, аул – причина, а декаданс культуры – следствие.

Также ложной является теория об «аульной культуре», так как вообще не существует такого понятия. Казахский зиялы қауым постоянно занимался проблемой «повышения культуры в ауле», как альтернативы городской культуры. В прошлом веке ныне покойный О. Бокеев в одной из многотиражных газет открыл постоянную рубрику, где призывал к решению проблемы поднятия культуры в ауле. И сегодня радетели «аульной культуры» предпринимают различные шаги, чтобы выполнить эту задачу. Однако результата как не было, так и нет. Так как культура создается только в городе, а крестьянин ее использует с осторожностью и без энтузиазма.

Ведущую роль в процессе развития общества играет город. Правильность этого тезиса многократно подтверждена передовыми мыслителями Запада. Так, М. Вебер писал, что «Древняя культура есть, прежде всего, по существу своему культура городская. Город является носителем как политической жизни, так и искусства и литературы» [90: 449].

Для людей, родившихся и выросших в селе, индустриальный мир оказался чужим. Как говорил О. Шпенглер: «Факт, что все великие культуры – культуры городские, является абсолютно определяющим и в полном своем значении так и недооцененным,.. город – вот подлинный критерий всемирной истории, всемирная история – это история городского человека,.. народы, государства, религия и политика, все искусства, все науки покоятся на единственном прафеномене человеческого существования: на городе, поскольку все мыслители всех культур сами обитают в городах (даже если они пребывают в сельской местности) они абсолютно себе не представляют, что за парадоксальная штука город» [64: 92]. Для казахского сознания город остается неопознанным летающим объектом, который еще совершенно не открыт.

Этот дискурс имеет социально-психологическую подоплеку. Защитники аульной культуры не хотят признать то, что культура создается не в ауле. Однако выступать против этого тезиса тоже не станут, у них не хватит ни аргументов, ни фактов. Некоторые понимают суть дела, но не осмеливаются «плохо сказать» о «святом» (для них) ауле. Им выгодно принимать конформистскую позицию – зная и признавая, что это бессмысленная затея, позиционировать себя как активного сторонника поднятия культуры в ауле. В конечном итоге, никто из апологетов аульной культуры не собирается уезжать из города в аул, чтобы активно заниматься повышением его культуры на месте.

Одна из универсальных закономерностей духовного развития гласит: сначала угасает культура, а это соответственно приводит к крушению общества. Макс Вебер конкретно и ясно объяснил это явление на примере Римской Империи, пережившей такой процесс. По его объяснению, «Римская империя погибла не от каких-либо внешних причин – не от численного превосходства своих врагов, не от недостатка способностей у своих политических руководителей. … Но, прежде всего, культура древнего Рима пришла в упадок не вследствие распадения империи. … Уже в начале III века умолкла римская литература. Юриспруденция и юридические школы пришли в упадок. Греческая и латинская поэзия спали мертвым сном. Истории почти не существовало, и даже надписи начинали безмолвствовать. Латинский язык был близок к полному вырождению» [90: 447].

В течение последнего тысячелетия история человечества доказала правильность пути, выбранного западными обществами. Тот, кто примет их универсальные законы, встанет рядом с цветущими, демократическими обществами, пойдет по пути продвижения вперед. Среди политических деятелей Востока, обративших внимание на успехи западных обществ и глубоко понявших состоятельность этого выбора, был лидер турецкой нации Кемаль Ататюрк. Он направил политический вектор на Запад, связал судьбу своей страны с западными обществами и оставил завет молодому поколению политиков о том, чтобы дальнейшую судьбу страны они связывали с передовыми западными цивилизациями. Великий турецкий государственный деятель говорил: «Мы будем следовать по пути цивилизации и придем к ней… Цивилизация – такой сильный огонь, что тот, кто его игнорирует, будет сожжен и разрушен… Мы будем цивилизованными и гордимся этим» [91: 29].

Ататюрк вырвал турецкое общество из аграрной отсталости, направил его к индустриальному миру. А наши аульные патриоты всячески сопротивляются переходу в индустриальное общество и стоят как скалы, отстаивая аульное мракобесие. Они не поняли универсальные правила духовного развития общества, давно ставшие аксиомами, и не сделали выводы из прошлого, многолетнего «сожжения и разрушения» своей страны, будучи отсталой аграрной страной, не получили ни малейшего урока из опыта исторического продвижения цивилизации вперед.

* * *

Следующей разновидностью культурной дезориентации является контркультура. Она зародилась в 60-70-х годах ХХ века на Западе как форма протеста против буржуазного общества с его лицемерием, ханжеством, эгоизмом, культом денег. Во многих странах пренебрежительное отношение к западным стандартам, образу жизни, социальным ценностям, морали и нравственности принимало крайне циничные формы выражения, вызывая негативное отношение к культурным достижениям человечества. В творениях создателей контркультуры, с одной стороны, отражены положительные черты, например, пуристская мораль, труд противопоставлен наркомании, коллективной оргии. А с другой стороны, они выступали против респектабельности и материального благополучия общества. Позднее контркультура, выйдя за рамки социальной реальности, как эфемерное явление, сошла с исторической арены.

Известно, что в течение исторического промежутка времени с конца XVI века до середины XX века, в мировом политическом пространстве имело место такое позорное явление, как колонизация и угнетение народов. Коммунистические идеологи превратили это в оружие натравливания народов стран Востока против западных обществ, что способствовало появлению произведений контркультуры в странах, которые побывали в свое время в колониальной зависимости и испытали ее тяготы.

В казахской художественной культуре примеры циничного выражения антизападного настроения появлялись и постоянно имели место в годы бытности страны в составе Советского Союза и продолжают существовать сейчас. В основе казахской контркультуры лежит похожее на это, но несколько иное явление, которое нетрудно обнаружить, экстраполируя причины в двух случаях. Несмотря на то, что казахов угнетали не западные империалисты, в казахской культуре утвердилось данное направление, в результате мощной советской идеологии против аристократического Запада. По инерции, следуя за русскими деятелями культуры коммунистической ориентации, по образу и подобию, казахские писатели тоже производили свою продукцию контркультуры.

Контркультура задержалась у нас надолго и продолжает фигурировать сейчас, по причине неясности идеологической ориентации деятелей культуры и из-за низкого уровня их исторического сознания (см. пункт 4.5.3 данной книги). А носители контркультуры, не встречая должной реакции, продолжают производить свои шедевры по данной тематике и в настоящее время.

Идеи казахской контркультуры в духовном пространстве реализуются в двух направлениях:

а) против культур западных цивилизаций, с позиций советской идеологии;

б) против городской культуры, с позиций аульного патриотизма.

Мастерству истинного творца нет границ. И казахские «шестидесятники», чтобы донести до сознания читателя взлелеянные идеи, находили немыслимые приемы. Кое-кто из писателей использовал всю мощь и талант, претворяя контркультурные идеи не только для очернения города, но и всего человечества, и небезуспешно.

Примером проповеди антицивилизационных и контркультурных идей служит повесть Т. Абдикова «Тозақ оттары жымыңдайды», высоко оцененная в писательской среде. Устами положительного персонажа в указанном произведении сказано, что «Амазонку превратили в сущий ад – это люди, «с добрыми намерениями», которые якобы несли подлинную цивилизацию и культуру» [92: 371]. Адскими огнями автор называет «привлекающие взор огни в местах проживания белых людей. Особенно красивые, волшебные огни» [92: 386]. Это огни городов, где проживают цивилизованные люди.

Фабулой своей повести автор приводит казаха к дилемме: быть гражданином цивилизованного общества или оставаться свободным хомо сапиенс доцивилизационного периода. Конечно, он предлагает выбрать второй путь. В авторском подтексте цивилизация – ад, который поглощает народы, страны. Следовательно, нельзя приобщаться к цивилизации, нужно оставаться в лоне природы, в первобытном обществе, не эволюционируя, не подвергаясь изменениям.

Автору нет дела до того, что изоляция от цивилизации, вековая отсталость приносили только страдания и слезы. Оплакивание покорения отсталых народов, пребывавших в общинно-родовом строе, передовыми обществами, овладевшими военной техникой, создавшими морской флот – давно стало излюбленной темой для наших писателей. Определив жестокость этих завоевателей по указанным признакам, осудив их за агрессивность, наши писатели постарались отвратить читателя от цивилизованного мира. Взяв одну только грань надолго затянувшегося исторического процесса – увидев, что испанцы истребили один из родов, живших на Амазонке, наш автор громко заявляет: «цивилизация – ад». Сделав такое заключение из одного только, правда, действительно происходившего, примера, он натравливает казахов против цивилизации.

Все исходят от того, что наши писатели не сумели дифференцировать смысл явлений, сменяющихся одно за другим в человеческой истории на пути от варварства к цивилизации, от жестокости к благородству. Они не видели алгоритм явлений на историческом пути, отделяющих негативное от позитивного. Из процесса культурного наступления выхватывали отдельный факт покорения и угнетения одного дикого племени и представили его как преступную сущность всей цивилизации, всей культуры западного мира. Рассматривая исторические явления поверхностно, не в совокупной полноте, не уяснили смысл достаточно глубоко, не предвидели, что нельзя вырывать одно звено из общей исторической цепи и на его основе делать кардинальное заключение, и гнать подрастающее поколение против прогресса.

Наши мастера пера не смогли понять глубинный смысл фактов, когда в процессе становления человеческой цивилизации одни народы завоевывали других. Они не принимали во внимание, что в истории сильные народы всегда порабощали слабых. Это был закономерный процесс: восточные правители тоже не проявляли снисхождения к покоренным народам, в том числе деды и прадеды наших писателей, при случае, не показывали себя только с положительной стороны.

⇐              ⇒