5.9 Социально-культурные последствия аульного синдрома
Аульный синдром существовал из-за:
а) активного муссирования аульного направления в литературе и СМИ в течение десятилетий;
б) отсутствия противодействия «деревенщикам», как в России, из-за малочисленности городской интеллигенции, способной на это;
в) запрещения властями ученым-социологам вмешиваться в эту проблему и давать научную интерпретацию.
Вирус аульного синдрома распространялся все больше, отравляя сознание народных масс. Даже большинство дипломированных кадров было искренно убеждено в том, что казахи должны прочно осесть в аулах и сохранить там свой язык и культуру. Вследствие этого казахи при советской власти представляли собой практически как аульное население.
К середине 80-х годов казахский народ пребывал в крайне неблагоприятных условиях и испытывал все негативные последствия социального отставания. Культура превратилась в аульную суб-культуру, язык был локализован на бытовом уровне. А в будущем казахам предстояло влиться в «новую общность людей – советский народ», где, по предположениям коммунистов, «исчезнет нация и язык».
Были среди казахских интеллигентов понимавшие, что аульный патриотизм ни к чему хорошему не приведет. Они предупреждали о том, что народ оторвать от цивилизации нельзя. Не пускать молодежь в город, к науке, культуре чревато последствиями. Но их голоса не были услышаны. Их не поддержали народ и казахская пресса. Культурное меньшинство победило бескультурное большинство. Людей протестного настроения подвергали общественному остракизму.
Ситуация аналогична эпохе Древнего Рима, когда падение аристократической культуры сменилось утверждением господства плебейского менталитета с печально известным девизом: «Хлеба и зрелищ!» На смену лучшим, блестящим умам пришли бездарности и сервилисты, угождавшие новым прихотям советских идеологов.
Историческая аналогия
Общеизвестно, что после установления господства плебеев в Древнем Риме появилось две культуры, две идеологии. Первая – культура, созданная римскими патрициями, классическая культура. Вторая – культура плебеев, пришедших к власти, и распространенная среди низов субкультура. Малочисленность приверженцев высокой культуры способствовала приходу субкультуры, которая заняла доминирующее положение. И это завело Римскую империю в тупик, положило начало падению Римской империи.
У плебеев не было ни желания, ни способностей создавать культуру. Плебей – это сила, не создающая культуру, а разрушающая ее. Он живет не ради культуры, а ради «хлеба и зрелищ!». Они сломали классическую культуру Рима, у них не было стремления организовывать хозяйство. И плебеи разрушили общество, которое было колыбелью человеческой цивилизации и ярким примером культуры.
И так, советская казахская литература оставалась литературой, пишущей только на аульную тематику, не привлекающей контентом широкие массы. В сегодняшней казахской литературе имеются все признаки крестьянской субкультуры: тематическая ограниченность (предпочтительная только крестьянам, соответствующая менталитету этого слоя общества. Сегодня, она не может удовлетворить и его требования); невостребованность современными читателями, в связи с низким художественным уровнем; неспособность к конкуренции; превратное идейное направление. Одна из субстанциональных причин низкого уровня желания массы учить казахский язык находится именно здесь – ненахождение контентом современной казахской литературы дороги к сердцам современников.
Люди, которые стояли у рычагов управления духовной сферы страны, не освоили простые хрестоматийные истины, не понимали, что казахи, как и все народы мира, должны искать цивилизацию в городе, что необходимо для трансформации нации, прежде всего, развивать городскую промышленность – основы экономики, вырастить техническую интеллигенцию – главную социальную базу для построения индустриального общества.
Обыденное аграрное сознание, при своем узком мировоззрении, не могло и не позволило понять смысл происходящего всеобщего процесса, охватившего весь мир. Казахские писатели не вникли в его суть, не осознали его смысл. Поэтому они, вышедшие с низкой ступени цивилизационной лестницы, не могли освободиться от пренебрежительного отношения к городу. Они с позиции универсальных законов развития общества вступили в противоречие с интересами казахской нации, в противоречие с историческим прогрессом человечества. Сама идея решения судьбы нации только в ауле, с самого начала находилась в противоречии с универсальными законами развития общечеловеческой цивилизации и представлялась как коллективное сумасшествие.
Идеи казахских «шестидесятников» возникли не из теоретических установок, выведенных в результате научного исследования и не из априорного видения выгоды этого направления для народа. Эти идеи появились у них из сложившейся ситуации – сосредоточения казахов в сельской местности. Логика была проста: если казахи сконцентрированы в ауле, значит, надо взяться и превозносить его. Им не было дела до того, что по отношению к общему развитию их позиция – это абсурд. Они не понимали, что удерживанием людей в ауле держат их в стороне от прогресса.
Большинство деятелей искусства, поддержавших идеи удержания казахов в сельской местности, не понимали, что это было следствием нечестной демографической политики, которую проводили коммунистические власти. Слепо веря им, как послушные дети отцу, выполняя беспрекословно все их указания, казахский зиялы қауым прилагал все силы, чтобы «казахов удержать в сельской местности».
Если рядовой крестьянин, в детском возрасте, не получив настоящего образования, со своим отсталым миропониманием, находится в плену порочных идей, его можно понять – что тут скажешь. Ну а тот, кто, окончив университет, живет в городе, благоустроенной квартире, получает высокооплачиваемую работу и пишет романы, в которых, не сумев избавиться от детских впечатлений, не может расстаться с отсталыми вредными понятиями и стремится загнать собственный народ в аульную резервацию – как нужно это квалифицировать?
Размышляя о «трансценденции культуры», американский ученый А. Маслоу отметил, что «самоактуализированный человек, совершивший трансценденцию, универсален. Он принадлежит человечеству. Его питает определенная культура, но он поднимается над ней, во многом он независим от нее» [65: 282]. Далее автор определяет отношение самоактуализированного человека к своей культуре, сравнивая отношение к культуре бездумной, неосознаваемой, некритичной и полной идентификации с культурной средой и ее традициями. «Его взгляд на культуру сродни психотерапевтическому эффекту, когда человек переживает некое состояние и одновременно наблюдает за ним критическим, редакторским, отрешенным, беспристрастным взглядом, он может подвергнуть его критике, одобрить или осудить, управлять им, а потому изменить его» [там же.].
Всемирно известный французский постмодернист Л. Февр говорил, что интеллигентный человек – «это человек всех времен» [68: 116]. Естественно, не каждый человек способен быть представителем всех формаций. Однако интеллигент с университетским дипломом обязан не оставаться в своей норе, а уметь сублимироваться в человека индустриального общества, быть способным к трансцендентности, рефлективности, адаптироваться к новой среде. А казахские писатели, почти поголовно, не смогли выбраться из аграрного средневековья, жить и работать по законам индустриального общества. И телом, и душой, они так и не расстались с юртой летом на жайлау, с қоржын үй зимой в қыстауе. Они получили все необходимое для обеспеченной жизни в городе, но адаптироваться не получилось, по одной непростой причине – ими овладевала психология идиосинкразии, они не хотели понимать и принимать городское бытие.
Человек, болеющий за народ всей душой, направил бы его из периферии в город, к цивилизации, призывал бы к этому. Нужно было избавить народ от провинциальной скудости, изменить мнимые ценностные ориентиры на реальные, заниматься внедрением в город культуры и языка. И в советское время, при господстве строжайшего идеократического режима, была возможность при помощи художественных произведений, впитывать в сознание людей перспективность урбанизации. Поначалу, нужно было бы в городах установить казахоязычные микросреды – в образовании, культуре, прессе, а потом постепенно расширить их, нацеливая на это людей. Еще была и сейчас есть возможность освоить теорию трансформации нации в условиях индустриального общества и товарно-денежных отношений, из учебников, предназначенных для средних школ и общественных факультетов вузов. Но понять это – у казахских писателей не хватило интеллектуальной помпы. Они совершали действия полностью противоположного направления, чтобы не позволить народу подняться выше аграрной ступени, не пустить его в гражданское общество, где можно вести хозяйство индустриальным способом. Вели непримиримую борьбу против города и цивилизации. Они настраивали читателя против города, разжигали неприязнь. Разумеется, они создавали препятствия народу не потому, что были продажными. Они творили зло от незнания, потому что были духовно нищими, исторически несостоятельными, политически малограмотными.
Конечно, неблагородно мучить и наказывать их за парадигмальные ошибки, за просчеты в прогнозировании будущности нации. Но, в то же время, нельзя умалчивать о том, что не решается ни один вопрос, возникающий перед обществом, о панических раздумьях «сможем ли мы сохранить независимость, или не сможем», «а если не сохраним, то чьей колонией теперь станем», умалчивать о факторе, который привел к такому положению. Исторический дискурс нужен для того, чтобы в будущем не повторились стратегические ошибки прошлого, чтобы снова потомки не дрейфовали в закоулках мирового океана цивилизации. В конечном счете, никто не может освободить от ответственности писателей, настраивающих народ на то, чтобы он оказался на низшей ступени исторической лестницы, после цивилизационного разлома, придерживаясь выбранной установки. А если кто-нибудь из них, по примеру В. Шукшина, признается в своих ошибках, то к таким можно отнестись с пониманием.
* * *
Если бы писатели правдиво изображали жизнь аула, создавали достойные внимания произведения, никто не сказал бы им обидного слова. Никто не спросил бы, почему так много пишете про аул? Проблема эта гораздо серьезнее, дело в другом – казахские писатели уже более полувека не выпускают народ из отсталого аграрного состояния, противопоставив индустриальному обществу, по этой причине они оставили свою нацию по всем параметрам позади, не дали ей развиваться, удержали его судьбу в горьком состоянии и нанесли такой вред, какой никто иной не смог бы причинить.
В свое время тайны, лежащие между идеей и мировоззрением, их глубинный смысл и связи разъяснил английский философ Джон Локк. «Наше познание касается наших идей. Так как у ума во всех его мыслях и рассуждениях нет непосредственного объекта, кроме собственных идей, одни лишь те, которые он рассматривает или может рассматривать, то ясно, что наше познание касается только их» [96: 3]. Согласно сказанному Дж. Локком, выбрав в качестве руководящей идеи – аул, наши писатели блокировали умы и познания народа, вследствие узкого мировоззрения, не узрели развития духовности.
Вследствие духовной дезориентации, все жанры казахской художественной литературы бились о китайскую стену. Сейчас какой жанр ни возьми – в увядшем состоянии. Связь между художественным искусством и его поклонниками на глазах вуалируется, утончается. Творения культуры не принимаются самими казахами, не говоря о русскоязычных потребителях и зарубежных народах. Казахским языком пользуется малая часть народа, это учителя казахского языка и литературы, и то в аномальном варианте. Одним словом, декаданс все сильнее стучит в дверь здания казахской национальной культуры.