Предисловие

Благоприятен брод через великую реку.

Конфуций

Казахский язык начала ХХI века производит двоякое впечатление. С одной стороны – это язык, на котором созданы богатейшие фольклорно-эпические произведения, которые по поэтике и объему не имеют себе равных в мире. Казахский язык – преемник языков древних тюрок и кипчаков, хранилище духовного сокровища грозных империй Аттилы и Чингисхана, чьи быстрые конницы «сквозь кровь и пыль» добывали победу для своих улусов. Казахский язык древен, испытан веками, он вместил творения Ахмеда Яссави, Жусупа Баласагуни, Махмуда Кашгари и других гениальных мыслителей и поэтов вплоть до великого Абая, Магжана Жумабаева, Мухтара Ауэзова, Абдижамила Нурпеисова. Сегодня он несет статус государственного языка Республики Казахстан.

С другой стороны, казахский язык начала ХХI века имея де-юре государственный статус, в действительности не выполняет свою функцию надлежащим образом. В Советский период развития Казахстана язык не использовался в делопроизводстве, в управлении экономикой, в науке, области технологий и воинской службе. В политике, образовании, культуре использование казахского языка носило половинчатый характер. Правила казахского языка являются не в полной мере унифицированными, следовательно, трудными для изучения. Он труднодоступен не только для носителей других языков, но и для коренного населения страны. По этой причине часть автохтонной – собственно государственной нации, – остается не знающей язык.

Распад Советского Союза, обретение Казахстаном государственной независимости, должны были бы дать новый импульс развитию казахского языка в условиях самостоятельной языковой политики национального государства. В первые годы независимости народ повернулся лицом к государственному языку, выразил заинтересованность выучить его; увеличился контингент учащихся школ, где обучение велось на казахском языке. Наблюдались позитивные изменения в отечественном книгопечатании, увеличился тираж периодики на казахском языке. Выросло число издательств, типографий, имеющих, больше чем, когда-либо, возможности выпускать литературу на казахском языке.

После обретения независимости в республике казахскому языку уделялось много внимания для поддержания его функционирования по статусу. Парламент с большим воодушевлением принимал все законы в поддержку казахского языка в статусе государственного. Правительством выделялось достаточно средств для его развития. Увеличивалось количество академических часов на изучение языка в средних и высших учебных заведениях. Министерства и ведомства республики, охватывая все сферы жизнедеятельности, проводили работу по обучению населения государственному языку. Население страны, в том числе и представители некоренной национальности, были готовы учиться и работать на казахском языке.

Но, несмотря на все меры, направленные на поддержку государственного языка, радужные надежды на дальнейшее, столь же интенсивное развитие языка не оправдались. Дело застопорилось, казахский язык продолжал формальное функционирование как переводное приложение к документам, написанным на русском языке. Уже во второй половине 90-х годов XX века в обществе наблюдался спад интереса к изучению казахского. Престиж казахоязычной культуры у молодежи упал ниже прежнего уровня. Рвение народа выучить язык, стремление применить его в делопроизводстве, быстро прошли. Среди молодежи авторитет культуры, создаваемой на казахском языке, стал понижаться и постепенно опустился на более низкий уровень. И учиться государственному языку и обучать на нем стало сложнее. Более того, стало трудно обучать казахскому языку самих казахов. Использование казахского языка в сфере производства, государственного управления, во многих других отраслях осуществлялось формально. Появилось много сомневающихся в будущности казахского языка. В прессе часто стали появляться материалы, где высказывались требования, чтобы казахский язык соответствовал своему статусу государственного и должным образом выполнял свою функцию. Но многие из них носили описательный или лозунговый характер и не способствовали раскрытию истинных причин бедственного положения языка. Хотя в этих публикациях пламенных призывов и демагогических предложений было много, но вопрос – почему казахский язык, имеющий статус государственного, оказался в таком критическом положении – оставался открытым, никто не мог указать, как выбраться из этого положения.

Естественно, у людей, неравнодушных к судьбе языка, у которых жизненная деятельность тесно связана с казахским языком, которые видят кризисное положение, возникали вопросы о том, какова стратегия ученых-языковедов по отношению к языку, каким является научно-методическое обеспечение функционирования казахского языка, какие концепции и стратегии разработаны лингвистической наукой для разрешения его актуальных проблем?

Конечно, велась определенная работа: проводились конференции, на них обсуждались проблемы языка. Защищались диссертации, написаны книги, монографии. Совершенствовалась учебная литература. Стали выходить специальные издания, пропагандирующие изучение казахского языка. Проводилась разъяснительная работа среди населения, чтобы способствовать изучению языка.

Несмотря на это, нельзя утверждать, что сегодняшняя лингвистическая наука Казахстана подробно рассмотрела все аспекты интеграции государственного языка в индустриальное общество и дала научно обоснованную оценку его современному состоянию. Оказалось, что многие актуальные проблемы не были исследованы на достаточно квалифицированном уровне, а некоторые, в том числе немало судьбоносных, вообще, оказались вне поля зрения лингвистической науки.

Казахские языковеды, как и прежде, правильно твердили, что лексический ресурс казахского языка предостаточный, для того чтобы выбрать из этого богатства подходящее слово и установить термины и понятия. Однако считали, что этим должны заниматься специалисты отраслей, а не они сами. Они были уверены в том, что все решается на уровне настойчивого требования со стороны властей и достаточного выделения денежных средств. По их убеждениям, при решении вопросов языка нужно применить политические, административные, экономические и волевые методы. С высоких трибун провозглашались лозунги, призывающие людей к уважению государственного языка. Составлялись планы перехода к делопроизводству на казахском языке, однако, сроки их осуществления неоднократно корректировались. В отношении отдельных лиц, не владеющих языком, предлагались предпринимать попытки принуждения. Слышались требования не избирать депутатами, не вводить в состав правительства и исполнительных органов власти людей, не владеющих государственным языком. Но результата не было. Иначе и быть не могло.

* * *

В этот момент в пространстве дискурса казахского языка появился возмутитель спокойствия. Все началось с публикаций статей Канагата Жукешева в газете «Деловая неделя» («Далбаса государственного значения» 24.04.2007 г.; «Отрицание ради отрицания или контрадикции человека с кнопкой на спине» 10.08.2007 г.). В своих объемных статьях автор поставил отличный от других отечественных лингвистов, «диагноз» рецессии языка и предложил иное, концептуальное решение его проблем.

Вот некоторые «еретические», на взгляд отечественных лингвистов, идеи, которые содержали названные статьи.

Все беды казахского языка, — объяснял К. Жукешев, — оттого, что он не отвечает требованиям, предъявляемым литературным языкам индустриального общества. Лексика языка обработана не полностью, правила противоречивы, отсутствует форменная и смысловая стабильность лексических единиц, дифференциация стиля не на должном уровне. Одним словом, язык не готов к универсальному применению во всех сферах жизни индустриального общества. Он также отметил, что казахские языковеды не имеют четкого научного представления о литературности языка, то есть у нас отсутствует однозначное определение (дефиниция) литературного языка. Язык пущен на стихийное течение, поэтому подвергается всякой аномалии.

Позже К. Жукешев в других публикациях продолжал и развивал свои радикальные идеи и пришел к выводу: нельзя винить своего соотечественника за незнание языка, когда отсутствует здоровая языковая среда, везде и всюду царит языковая аномалия. В силу этого, как показывает практика, самим казахам затруднительно передать простую информацию и научить языку собственных детей, даже в течение достаточно длительного времени.

Основная причина глобальной рецессии языка кроется в деидентификации языка своему государственному статусу, которая выражается в том, что казахский язык остается языком аграрного общества, а индустриальное общество нуждается в стандартизированном языке.

Со стороны лингвистической науки не уделялось должного внимания качеству казахоязычной художественной культуры. Кризис языка сопровождался упадком культуры. Художественная культура стала не конкурентоспособной. Носители языка аграрного уклада породили аграрную (крестьянскую) субкультуру, соизмеримую со своим социальным происхождением и удовлетворяющую потребности только деревенского жителя – чабана, тракториста… На деревенскую субкультуру не было спроса и не могло быть. В Казахстане также не оказалась такой интеллектуальной силы, которая могла бы обеспечить качество образования и заполнить информационное пространство содержательным материалом на казахском языке.

Казахи своевременно не смогли понять, что урбанизация является глобальной тенденцией, присущей всем народам мира. Сама идея решения судьбы нации в рамках аула изначально была несуразной, противоречащей всем канонам развития цивилизации.

Контент казахского языка не соответствовал духовным потребностям современного человека, в связи с чем снизилась и мотивация к его изучению. Языковеды, проигнорировав проблему повышения качества языкового контента, настаивали на введении языка в оборот чисто административным методом.

Заинтересованность людей в изучении языка не исследована как научная проблема, не рассмотрены ее процессуальный и деятельностный аспекты. По этой причине создавалось ошибочное общественное мнение, что для изучения языка достаточно укрепить соответствующую законодательную базу и решить проблему волевым методом.

Всему этому К. Жукешев выбрал название – далбаса. Казахское слово далбаса означает действие, от которого нельзя ждать результата. Смысл далбасы предопределяет такую безрезультатность, которая априори понятна всем. Чем больше было далбасы, тем глубже падал авторитет казахского языка перед общественностью.

На все это не могли не отреагировать деятели из официальной лингвистики и писатели. Они дружно поднялись и совместными усилиями пошли в контратаку против «врага казахского языка». Анафема оказалась грубой, совковой и масштабной. «Линчующие» не выбирали выражений и не ограничивались в действиях. Пустили в ход все – от публичных оскорблений на страницах СМИ до требований политического наказания «противника независимости государства» на уровне решения Парламента страны (правда, Парламент не принял в повестку дня обсуждение поведения строптивого исследователя).

* * *

Данные исследования затрагивают большой круг проблем, от решения которых зависит судьба казахского языка в гражданском обществе индустриальной стадии развития. Их целесообразно группировать на три, по уровню изученности. Нижеследующее ранжирование вопросов дает возможность представить наиболее полную картину нынешнего состояния казахского языка.

Первый круг составляют вопросы, изученные отечественными лингвистами и введенные в практику языка. Это теоретические положения и правила, которые охватывают, прежде своего, синтаксис и морфологию языка в целом; части речи, словообразование, структуру и члены предложения – главные и второстепенные. Сюда же можно отнести разделы пунктуации, орфографии, орфоэпии и их правила, установленные языковедами. Однако, не все из данных положений безукоризненны, в них есть спорные моменты, вызывающие неудобства в их применении и нуждающиеся в дальнейшей коррекции. Среди введенных в учебники правил также есть очень трудные для применения в языковой практике, в свое время казавшиеся весьма необходимыми.

Второй круг вопросов для исследователей проблем языка остается пока еще в стадии осмысления. Ученые рассматривали, обсуждали эти вопросы, им посвятили научные статьи и монографии. Однако их природа не до конца прояснена. Встречаются трактовки, научная достоверность которых подвергается сомнению, многие гипотетические суждения представляются ошибочными априори, хотя внедрены в учебники. Вопросы, входящие в данный блок, требуют пересмотра, с точки зрения современной лингвистической науки. Среди них особо надо обратить внимание на проблемы литературного языка.

В данной работе подробно рассматривается проблема литературного языка, критерии и требования, предъявляемые к нему, начатые в нашумевших статьях в газете «Деловая неделя». В результате тщательного исследования трудов современных казахских лингвистов, таких как М. Балакаев, С. Исаев, Т. Кордабаев, Р. Сыздык, А. Кайдаров, Н. Уали, лексики, помещенной в «Қазақ әдеби тілінің сөздігі» [в 15 томах.- А.: «Қазақ энциклопедиясы», 2011], «Қазақша-орысша сөздік» [около 50 тыс слов. А.: Дайк-Пресс. 2008], «Жалпы білім берудегі қазақ тілінің жиілік сөздігі» [Алматы: Дәуір, 2016], и других источников, К. Жукешев делает вывод, что теория казахского литературного языка не создана, дефиниция не разработана, корпус литературного языка до сих пор не определен. Далее, опираясь на идеи русских лингвистов: О. Ахмановой, В.В. Виноградова, Р.А. Будагова, А.И. Горшкова, А.Н. Гвоздева, А.И. Ефимова, В.Д. Бондалетова, Ф.П. Филина, исследователь доходит до выработки собственной концепции. И здесь он дает характеристику литературного языка, с четким определением критериев и требований к нему. Пожалуй, это есть самое значительное место его труда. (Модель казахского литературного языка автор намерен опубликовать отдельным изданием, после выхода в свет данной книги).

Центральным понятием литературного языка является стандартизация языка. Стандартизация языка – это «основа нормализации языка», ключевой элемент в развитии литературного языка, так как «литературный язык – это стандартный язык» [22: 452]. Нормализация языка начинается со стандартизации слов, терминов, понятий и фразеологизмов. Это – обеспечение стабильности плана выражения и плана содержания языковых знаков. Когда наименования предметов, явлений, термины, фразеологические обороты в языковой практике употребляются нестабильно по форме и содержанию, то в индустриальном обществе вести государственное дело не представляется возможным.

Кроме вышесказанного, в плоскости стандартизации языка в данной работе рассматриваются:

— определение места образности и стабильности в литературном языке индустриального общества;

— денотативно-сигнификативный принцип, его применение при создании терминов и в процессе перевода;

— место синонимов в стандартизированном языке;

— сложные редупликационные конструкции в процессе стандартизации языка;

— пословицы и поговорки в поле языковых стандартов;

— влияние стандартизации языка на семантическую систему языка. Устранение семантического синхизиса;

— стандартизация языка и решение проблемы освоения языка заинтересованными субъектами.

Перечисленные выше проблемы в рамках стандартизации изучаются впервые, только в данной работе. Они становятся особо актуальными тогда, когда общество переходит с аграрной на индустриальную ступень развития, со специфическими требованиями к языку. Гражданское общество индустриальной стадии развития ставит иные задачи, нежели перед языком аграрного общества.

Назовем несколько проблем, которые в данной работе приобретают совершенно иной вид и классифицируются по-иному, чем в исследованиях, проведенных до сегодняшнего дня.

Дифференциация официального и неофициального стилей языка. В учебниках понятия стиль и стилистика даны ошибочно, поскольку эти понятия на примере казахского языка не до конца изучены. В государственном языке дифференциация стилей делопроизводства и науки не осуществлена, правильные образцы не созданы. Они разрабатываются только сейчас, стихийно, на экспериментальном уровне.

Обязательность знания языка для всех членов общества. Ученые-языковеды долго и горячо обсуждали эту проблему, но ее правовую сторону решали некорректно. Создавалось ошибочное мнение, что для изучения языка достаточно укрепить соответствующую законодательную базу и решить проблему административным способом. Желание выучить язык нельзя было вызвать изменением законов и /или/ применением репрессивных методов. Заинтересованность в изучении языка у населения формируется только высоким уровнем качества контента языка.

Ввиду своего превратного толкования данное направление оставило, соответственно, ошибочное впечатление у субъектов языка, не давало языку научно развиваться. У К. Жукешева названные направления достаточно изучены и интерпретированы, и выдвинуты предложения по осуществлению данного направления.

Третий круг составляют проблемы, оказавшиеся вне поля зрения отечественной лингвистической науки, то есть абсолютно не изученные специалистами-казаховедами. Они представляют собой своеобразные «белые пятна» в когнитивной карте языковедов. В свою очередь, они делятся на проблемы теоретического и методологического характера. Остановимся на некоторых из них.

Репрезентативность языка  – это способность языка функционировать, согласно статусу. Достаточность или недостаточность репрезентативной мощи языка определяет уровень способности к функционированию языка, согласно статусу. Репрезентативность языка – это форма существования языка и его квалитативный критерий. Пожалуй, она и является квинтэссенцией проблематики казахского языка, которая выходит на первый план как цель и результат литературного языка.

В предлагаемой работе репрезентативная способность языка рассматривается в двух аспектах. В первом – репрезентативная возможность языка изучается с онтологической точки зрения. Это – определение корпуса литературного языка, дифференциация лексики на литературную и внелитературную, установление литературных норм языка, унификация семантической системы языка, решение проблемы безэквивалентного вакуума в пространстве языка (устранение дефицита индустриализмов и урбанизмов); недопущение аномального употребления языка в практике словоупотребления. Во втором – репрезентативность языка изучается с точки зрения философии языка, в контексте качества контента языка и его востребованности людьми. Философия языка является не только новым, но и самым актуальным и перспективным направлением языкознания в Казахстане как науки. Автор знакомит с методологической основой, предметной областью, проблематикой, методами лингвофилософских исследований, показывает постоянное и глубокое взаимодействие между названными явлениями.

Ареальная классификация языка. В рамках данного тренда рассматриваются ареал существования языка и влияние хозяйственного уклада на его развитие, вопросы выбора форм словоупотребления в казахском языке. Изучаются пространственно-временные, исторические и социальные аспекты существования казахского языка; различие лингвем человека аграрного и индустриального обществ, сложности в процессе обучения языку, связанные с этим. В современном казахском языке доминирует только одна форма словоупотребления – форма аульной лингвемы, которая имеет отрицательное влияние на репрезентативную возможность языка.

Функциональная классификация языка и ментальный лексикон интеллигенции. Последние полстолетия казахская литература прошла под лозунгом освоения городской темы. Нескончаемое число раз перед казахскими писателями ставилась задача о необходимости писать на тему производства. Однако казахские писатели – выходцы из аула по-прежнему придумывали сюжеты о семье и родственниках, событиях вокруг домашнего очага, об аульной жизни и быте животновода, дальше этого не шли. Почему?

У автора этих исследований суть явления раскрывается, опираясь на положения ареальной и психологической лингвистики. Ментальный лексикон (социолект) и лингвема человека аграрного общества, в некоторой степени, может удовлетворительно изобразить аульную жизнь и все, что связано с животноводством. А то, что происходит в обществе индустриальном, ей не под силу.

Психолингвистика рассматривает речь человека и систему языка, их взаимообусловленность и соотносительность, детерминацию языка, мышления и действия.

Ментальная лексика казахских писателей не позволила мыслить и действовать вне рамок родного общества. Аграрное содержание национального художественного искусства обусловлено аграрным качеством ментального лексикона казахского писателя и соответствующим типом мышления. Это содержание как в зеркале отражает его когнитивное пространство. Освобождение от аульной идеи, укрепившейся в сознании на ментальном уровне, требует у писателей интеллектуальной силы воли, а у лингвистов изменения лексики педагогической и художественной литературы и материалов СМИ.

«Человек не может реализовать того, чего нет в его словарном фонде». Опираясь на это центральное положение психолингвистики, К.М. Жукешев специфично заключает: для изображения событий, процессов и явлений, происходящих в другой пространственной действительности – в жизни индустриального общества, нужен адекватный лексический корпус и умение использовать его на уровне урбанолекта – лингвемы человека индустриального общества.

Созданные на основе аульного социолекта произведения не стали рентабельными и, по утверждению исследователя, не поднимутся до уровня удовлетворения требования городского читателя. Это не приговор автора книги, вынесенный литературе, это вывод, сделанный в результате социо-экстра-лингвистического исследования. К. Жукешев ставит вопрос ребром: пока казахский язык не может функционировать в индустриальном обществе, создать универсально употребляемый контент не удастся.

В данной работе на обсуждение выносится обширный круг языковых явлений. На некоторых из них, считаю необходимым остановиться.

Унификация семантической системы языка и устранение семантического синхизиса. Здесь речь идет об адекватности смысла отправленной и полученной информации, адекватности смысла материалов оригинала и перевода, семантическом единстве в формулировках предложений на разных языках.

Когнитивная лингвистика – сфера, где язык связан с познанием и перманентным мышлением. Это обеспечение познавательной функции языка путем совершенствования процесса мышления; роль языка в процессе освоения мира через активизацию познавательной деятельности человека; построение информации с использованием языка как инструмента познания; глубинная семантика, показывающая общепонятийные категории; классификация общепонятийных категорий и умение ими оперировать.

Экстралингвистика – это связь языка с внешним миром. В рамках экстралингвистики рассматриваются следующие вопросы:

— демографические, этно-культурологические, социально-психологические, общественно-исторические факторы, влияющие на отношение языка с внешним миром, развитие языка и его функционирование;

— социальная подоплека обветшания языка;

— тематика, содержание, идейная направленность и научная достоверность контента языка;

— создание условий востребованности языка путем повышения качества контента.

У большинства исследователей утвердилось ошибочное мнение, что с увеличением доли автохтонной нации среди общего населения республики проблема языка разрешится сама собой. У автора данной книги иное мнение на этот счет: все решается путем повышения качества контента до уровня, удовлетворяющего духовные потребности современников.

Прикладная лингвистика – употребление языка в разных сферах жизнедеятельности, рассматривает интеграцию языка в различные отрасли производства, науки и его состояние в практической деятельности человека;

Субъекты языка и обучение носителя языка и обучающиеся языку, их культурный и интеллектуальный уровни, позиции по отношению к государственному языку и мотивация к изучению языка. Социо-культурно-языковое расслоение казахов на два сообщества со свойственными каждому из них культурой и мировоззрением, природа духовной раздвоенности некогда единого народа.

Культура речи. Это понятие означает эстетическое приобщение субъектов языка к изящной, выразительной речи, которая способствует пробуждению мотива к изучению языка. Речь, построенная со вкусом к языку, как одна из функций привлечения его слушателей к изучению языка посредством культурной и этичной речевой деятельности на данном языке. Культура речи носителя казахского языка до сих пор не рассматривалась как фактор, побуждающий мотивацию к дисциплине.

Корпусная лингвистика – методологическое направление, играющее важнейшую роль в процессе освоения языка. Разработка методологической установки по корпусной классификации языка незаслуженно оказалась вне внимания исследователей. Вследствие чего изучение казахского языка и обучение ему загнано в тупик. Опираясь на положения корпусной классификации лексики языка, К.М. Жукешев предлагает совершенно новую методику освоения языка.

Дело в том, что в текстах учебников, в приведенных в них примерах, упражнениях преобладает пассивная лексика, представленная словами и словосочетаниями, характеризующими реалии аграрного хозяйства и аульного быта. Подобные недочеты встречаются и в телевизионных обучающих программах. В процессе обучения языкам словарный минимум должен строиться путем отбора наиболее часто употребительных слов к менее часто употребительным. По этой методике создается лексический актив, который образует языковой корпус-минимум для общения на бытовом уровне и корпус литературного языка на уровне ведения делопроизводства. Этой методологии, проверенной временем, придерживаются все при изучении другого, после родного, языка.

* * *

Когда К. Жукешев опубликовал свои статьи с неординарными мыслями, удары последовали мгновенно, со всех сторон. Несмотря на это, он продолжал выступать с новыми, еще более из ряда вон выходящими концепциями. В последние годы исследователь опубликовал немало материалов в казахоязычной периодике. Вдруг ожидаемого анафемского резонанса на его строптивые идеи не стало. Можно предположить, что зиялы қауым наверняка не готов к подобному дискурсу. А на материалы, напечатанные в русскоязычных изданиях, отзывов было много и все положительные.

Трудно воспринимаемые казахоязычными зиялы қауым концепции, с радикальными идеями и мыслями, имеют место и в данной книге. Нужно назвать некоторые из них, для тех, кто интересуется проблемами языкового поля.

Исследования К. Жукешева – это стремление к конкретизации направления развития лингвистической науки Казахстана на материалах казахского языка, опираясь на теоретические положения ученых передовых обществ. Компаративный анализ языков ему был нужен для выявления общих закономерностей развития языков. Более релевантные лингвистические концепты, для применения в ситуации с казахским языком, он получает, в основном, из классических произведений выдающихся лингвистов Запада. Так как просто невозможно обойти их универсальные законы языкознания, испытанные историческим временем и оправданные языковой практикой современности, через которые прошли эти языки.

В работе К. Жукешев на основе теории цивилизационного разлома и стадиальной концепции развития общества, в создании которой принимали участие американские социологи ХХ века Д. Белл, З. Бжезинский, Дж. Гэлбрейт, Э. Тоффлер, С. Хантингтон и другие, дает объективную характеристику национальной культуры, обращает внимание на корреляции языка и общества, раскрывает глубинные причины духовной стагнации казахского общества. В исследованиях также хорошо раскрыты закономерности влияния хозяйственного уклада общества на состояние языка.

Вследствие процесса мирового цивилизационного разлома, казахи разделились на две маргинальные группы, по социальному и языковому признаку. Часть народа осталась в аграрной ступени развития, а другая оказалась в индустриальной. В такой ситуации К. Жукешев впервые увидел главное противоречие между казахским языком и казахстанским обществом, находящимися на разных стадиях цивилизационного развития. Некогда духовно единая нация оказалась перед необычайно сложным явлением – духовной двойственностью. Язык отстал от общества вместе со своей тематической группой в ауле. Городские казахи перешли в другой духовный мир. И здесь кроется сущностная причина кризиса современного казахского языка.

Казахский язык остается языком, с характеристиками, присущими аграрному обществу. Контент языка аульного человека состоит из материалов, отражающих реалии аграрного общества, и изложен на стиле лингвемы аульного человека. А неказахоязычного населения провинциальное содержание языкового материала не только не интересует, более того, они идеи и мысли в них совершенно не воспринимают. Городское население нуждается в языке, на котором можно было вести делопроизводство в индустриальном обществе. Когда материалы агротропного содержания оказались невостребованными современниками, местные лингвисты ошибочно приняли это за бойкот казахскому языку. В дальнейшем, замечает К. Жукешев, если казахи останутся аульным народом, то казахский язык никогда не станет государственным языком индустриального общества.

Совершенствование языка тесно связано с историческим развитием соответствующего народа. К этому убеждению он приходит, опираясь на концепцию о разломе цивилизаций. Эта концепция дала возможность К. Жукешеву раскрыть причину духовной раздвоенности нации, по социальным и языковым признакам. По утверждению исследователя, в одной казахской нации живут две «нации», состоящие из двух маргинальных групп, говорящих на двух языках, с разными уровнями мировоззрения, создающие две разные культуры. Отсутствует паритет не только между скоростью перемен в разных секторах, но и между скоростью изменения окружения и скоростью человеческой реакции. Есть следование за другими в клубе пыли их следов и запоздалое использование их достижений. Причина казахского шока будущего кроется в увеличивающемся разрыве между низкой скоростью перемен у аульных жителей и высокой скоростью развития цивилизаций. Последствия духовной двойственности казахского народа, оказавшегося «разорванной нацией» (по Хантингтону) на разных ступенях цивилизационного развития, не способствуют не только решению насущных проблем языка и культуры, но и формированию исторической компетентности народа создать современное государство из имеющихся налицо элементов в благоприятных для этого условиях.

В рамках философии языка исследуются общефилософские основы языка и речи. Это – контент языка и проблемы повышения его качества; востребованность языка как духовная ценность и изменение мотивации населения к его изучению; детерминация языка, мысли и действия; закономерности развития языка при переходе общества от аграрной ступени к индустриальной; задачи языка, претендующего функционировать как государственный язык индустриального общества; положение языка при цивилизационном разломе и духовной двойственности нации.

Философия языка, это не только круг проблем языка. В рамках философии языка решается глобальная проблема духовного мира нации. Она впервые становится объектом исследования в интеграции наук в Казахстане. Считаю необходимым более подробно остановиться на ней. Причины побуждения мотивации субъектов к изучению языка находят объяснение в рамках данного тренда.

Начиная с установки Ф. Бэкона, когда он философию языка предлагал «изучать в школах как обязательный предмет» [41: 320], продолжая мыслями Э. Сепира, когда тот отметил, что «язык стоит изучать, когда есть книги, которые заслуживают прочтения» [69: 248], и продолжая высказываниями еще одного из современных западных постмодернистов, Ю. Хабермаса, когда он видит то, что «все зависит от репрезентативной функции языка» [87: 268], то есть в контенте, распространяемом в духовном пространстве – невольно приходишь к утверждению, что и дело казахского языка тоже решается осуществлением совершенствования контента языка.

Возможно, кому-то покажется, что проблемы художественного искусства, СМИ и образования – это их проблемы, и к языку они не относятся. К. Жукешев думает наоборот и рассматривает их в контексте контента казахского языка, соответственно, как проблему языка.

Художественное искусство и язык. В книге на многочисленных примерах наглядно демонстрируется связь развития языка с внешним миром, на переходном этапе общества от аграрной к индустриальной ступени развития. Через контент художественного искусства автор анализирует констелляцию вокруг языка.

Для того чтобы объективно оценить сегодняшнюю культуру, создаваемую на казахском языке, К. Жукешев применяет термины: субкультура, контркультура и декаданс. Анализируя практически все жанры художественной культуры, автор констатирует масштабную деградацию казахского языка. А сегодняшнее состояние литературы он оценивает как следствие сильного ослабления репрезентативной способности языка.

Стержень рассматриваемой проблемы не только в односторонности стиля мышления творцов культурной ценности, но и в их провинциальной ограниченности. Главное, она заключается в идее, которую писатели провозглашали. В своих произведениях они не только призывали городских вернуться в аул, а невежество изображали в сочувственных тонах, но и направление это проводили как идеологический принцип. Эта идея овладела умами зиялы қауым, вписалась в их сознание и реально отражала аульную бытность казахского народа. Превознесение аульных «достоинств» таило в себе оборотную сторону – бессмысленное и опасное противостояние индустриальному обществу. Так возникла в художественной литературе тенденция, так называемая «контркультура». Так был поставлен глубинный подводный камень на пути развития литературы, культуры, и, наконец, развития самой нации.

По заключению исследователя, нынешнее аномальное состояние казахского языка не позволит рождению не только шедевров художественной литературы, но и посредственных романов и повестей, пригодных к опубликованию в литературных журналах. Последние произведения писателей старшего поколения окажутся их «лебединой песней» и казахской литературы в целом. Потом наступит время, о котором сейчас представить не осмеливается никто.

Этот синопсис не является поспешным утверждением данного исследователя или каких-либо заинтересованных лиц. Он является итогом глубинных исследований ареала функционирования, словарного фонда, практики применения языка – словом, способности языка родить мысли, поднять идеи, так как «язык представляет собою социальное пространство идей» [10: 130], и репрезентовать их перед партером, где слушателем является само общество. В мировой лингвистической науке такие явления достаточно изучены, и имеется немало утверждений, созвучных с вышеприведенным.

К. Жукешев считает, что все беды и трудности, испытываемые государственным языком, проистекают из того, что его «социальная опора» находится в ауле. У языка, который функционирует только в субтерритории государства, будущего нет, и быть не может. Только вырвав язык из аграрного уклада, перенеся его в город, можно обеспечить ему дальнейшее развитие в условиях индустриального общества. Только тогда, став «городским», язык обеспечит себе будущее. «Рецессия языка – это явление, аул – причина, а декаданс культуры – следствие».

Идеи казахской контркультуры в духовном пространстве реализуются в двух направлениях:

— против культур западных цивилизаций, с позиции советской идеологии;

— против городской культуры, с позиции аульного мамбетизма.

Одна из глубинных причин низкого уровня желания массы учить казахский язык находится именно здесь – не нахождение контентом современной казахской литературы дороги к сердцам современников.

Сама идея решения судьбы нации только в ауле, с самого начала входила в противоречие с универсальными законами развития общечеловеческой цивилизации и представлялась как коллективное сумасшествие. 

Размышляя о «трансценденции культуры», как отметил американский ученый А. Маслоу, что «самоактуализированный человек, совершивший трансценденцию, универсален… Его питает определенная культура, но он поднимается над ней, во многом он независим от нее» [65: 282], автор данного исследования определяет отношение самоактуализированного человека к своей культуре, сравнивая отношение к культуре бездумной, неосознаваемой, некритичной и полной идентификации с культурной средой и ее традициями.

Учитывая высказывание известного французского историка Л. Февра, что «интеллигентный человек – это человек всех времен» [68: 116], К. Жукешев обращается к интеллигентам своей страны, чтобы они не оставались в своей пещере, а умели сублимироваться в человека индустриального общества, были способными к трансцендентности, рефлективности, адаптации к новой среде.

Казахские писатели, почти поголовно, не выбрались из аграрного средневековья и не смогли жить и работать по законам индустриального общества. И телом, и душой, они так и не расстались с юртой летом на жайлау, с қоржын үй зимой в қыстауе. И, самое главное, своей аульной субкультурой и контркультурой отмежевались от современников, особенно от молодежи, тем самым загоняя в тупик национальную культуру и язык.

В последующих главах системно исследуются проблемы образования и СМИ.

Образование и язык. Школьные проблемы в книге поднимаются широко и масштабно, так как школа является одним из важнейших звеньев осуществления связи языка с внешним миром. Состав и качество образования являются принципиально важными факторами, деятельными инструментами в формировании интереса к изучению государственного языка. С ними напрямую связана потребность людей в языке. Изучать язык систематически, с применением определенной методики, можно только в школе, еще в возрасте, когда языки усваиваются легко.

Обращая внимание, на первый взгляд, на «сугубо школьные проблемы», автор не ставит перед собой цель решить педагогические задачи. На материалах из жизни школы, вытаскивая в дискурсное поле такие социально-психологические проблемы, как невключенность учеников в познавательную деятельность, мотивация ученика к учебе, резистентная позиция ученика по отношению к учебе, отсутствие рефлексии в сознании ученика, влияние феминизации педагогического состава – автор также рассматривает в контексте изучения казахского языка в школе.

СМИ и язык. Почему пресса на казахском языке не распространяется в тех пределах, как это хотелось бы? Преграды, в которые казахоязычная пресса уперлась, К. Жукешев объясняет следующим образом. Застой казахоязычной прессы заключается в низком качестве ее контента, она не в состоянии заинтересовать читателя, не несет ему ощутимой пользы. Для того чтобы заполнить рентабельными программами отведенное по закону время, у казахских тележурналистов не хватает интеллектуальной мощи. Журналист, вышедший с низшей ступени исторической лестницы, с лингвемой аграрного общества, не может видеть, поднять и решить проблему индустриального общества, стоящего на более высокой ступени развития.

А русскоязычные, не читая казахских газет, ничего не теряют. Это вовсе не потому, что в обществе царит русский язык, а потому что в казахоязычной прессе нет особо ценного для духовного роста человека, без знания которого современный гражданин ощутил бы себя ущербным. Значительная часть казахоязычной прессы (кроме некоторых независимых изданий) не читается, в них полно материалов, где идеология извращена, психологическое воздействие отрицательно, содержание искажено. Мало того, русскоязычные не принимают тех идей, которые муссируются в казахских газетах. Например, кому нужен лозунг типа – «приезжайте в аул». Кто тратит время на чтение подобного опуса, не то что реагировать? Содержание и идеи контента казахского языка адекватно не воспринимаются мировоззрением русскоязычного человека.

Тем, кто может высказать новую идею с рациональным зерном, редакторы не позволят публиковаться. В казахоязычном пространстве установилась такая психологическая ситуация, как древнекитайский мудрец Лао-Цзы описывал «говорящие – не знают, а знающие – не говорят». Это основная причина социальной летаргии, которая не раскрыта до сих пор, и механизм, включенный в действие для решения казахской проблемы, до сего дня не найден.

Автор исследования подробно останавливается на состоянии художественного искусства, СМИ и образования. На основе анализа состава, содержания и идейной направленности контента, решение всех проблем этих отраслей он тоже видит через язык.

К. Жукешев заключает: желание выучить язык нельзя вызвать ужесточением законов для невладеющих языком и /или/ применением административных мер. Заинтересованность в изучении языка у населения формируется только высоким уровнем качества контента языка, то есть нужным и полезным для всех граждан содержанием художественной культуры, образования и СМИ.

* * *

В книге рассматривается много вопросов, на которые зиялы қауым ищет ответы давно. К. Жукешев преподносит свои варианты ответов на них. Наверняка никого не оставит равнодушным ответ на вечный казахский вопрос: почему казах не проснулся? Автор называет это имманентным казахским вопросом и дает исчерпывающий ответ на него, вытянутый из недр цивилизационной теории западных исследователей.

Необъятная тема, масштабность и глубина охватываемых проблем в книге «Философия языка» таковы, что каждая из глав книги могла бы стать объектом десятка диссертационных исследований, каждое из обсуждаемых направлений могло бы стать канвой содержания толстых томов, монографий. Обычно такие академически объемные проекты осуществляются в исследовательских институтах, в научных коллективах с солидным составом персонала.

У этого исследователя не было помощников, даже секретаря. Он не заведовал ни факультетом, ни кафедрой. Ему не суждено было заниматься подготовкой аспирантов, на плечи которых, обычно, ученые в руководящих должностях взваливают львиную долю работы. Удивительно, что такую огромную нагрузку выполнил одинокий исследователь. К. Жукешев сам занимался всем – изучением проблем, сбором материалов, верификацией данных, набором на компьютере, подготовкой схем, таблиц и слайдов, шлифованием текста. Он посвятил десять лет жизни работе над этой проблемой, без перерыва, денно и нощно, практически без выходных и праздников.

К. Жукешев бичует свой народ и коллег по цеху тоже, но не без повода, как П. Чаадаев «предпочитает бичевать свою родину, огорчать ее, унижать ее, только бы ее не обманывать». В этом он похож на целителя, который с помощью горького лекарства и болезненного укола лечит больного с обостренным недугом. Он чувствует себя свободно, вольно, иногда как задорный молодчик позволяет себе размахивать выражениями, конечно, выбирая, подгоняя под точный смысл, но остро, иногда слишком остро, нередко безжалостно, что у читателя невольно на ум приходит вопрос, слегка перефразируя Абая: любит ли он свой народ – казахов? Весомая претензия доставляет нагрузку сердцу, задевая достоинство тех, у кого аллергия на критику, на справедливое замечание. И поэтому многие из отечественных лингвистов и писателей видели в Жукешеве «врага» не только языка, но и «врага народа и независимости».

А у него принцип: критикуешь – предлагай. Он, в отличие от фрондеров, всегда предлагает, обязательно конструктивное что-либо. Он всегда уверен в своей правоте, достоверности своей концепции. Его лингвистические концепции сильны, потому что опираются на достижения передовой лингвистической и философской мысли. Его замечания выкроены на матрице аналитической критики И. Канта и философской критики В. Белинского. Поэтому он уверен в своих словах и поступках. Он, без оглядки и без колебания, своими трансцендентными соображениями шел в Институт языкознания имени А. Байтурсынова, где его ждал весь цвет лингвистической науки. Отвечал на их остротрепещущие, нередко провокационные вопросы. Пожалуй, он был «анафемски» прозорлив и неуязвим. Находясь на плечах титанов мировой философии и лингвистики, видел дальше всех, углубился глубже всех. И в конце дискурса сказал: «На следующей встрече вопросы задаю я». Его вызов, хотя несколько авантюристичен, на первый взгляд, но научен, тем и шокирует, и вызывает трепет у отечественных лингвистов. Действительно, в данной книге много вопросов, на которые следуют ждать ответы от наших «корифеев» из лингвистики.

Концепции, приведенные в данной книге, знаменуют выход на принципиально новый уровень лингвистической науки Казахстана.

Предлагаемая книга будет интересной не только филологам, ученым-лингвистам, журналистам, философам, учителям и методистам казахского языка, но и всем, стремящимся узнать природу и пути развития языка, всем, кто работает в духовной сфере, занимается проблемами языка, художественного искусства, образования и СМИ.

Берик Джилкибаев

доктор филологических наук, профессор

⇒