5.10 Нужна не критика, а философский анализ
Критика есть сознание философское.
В. Белинский
Из-за того, что в обществе всегда не доставало открытости и гласности, в казахской литературе издавна хромает еще не устоявшийся жанр. Это критический жанр. Хотя казахи говорят: «Сын түзелмей, мін түзелмейді», но на самом деле, «правильной критики» было мало, поэтому и недостатки постоянно повторялись. Литературная периодика тоже нередко поднимает вопрос об имманентных недостатках, а воз и ныне там. Есть и продолжается топтание на одном месте, а порою уход назад. Изредка мелькнет что-то новое, а потом опять старые руины.
Критика подчинена каким-то виртуальным факторам. Критик не может перешагнуть за начерченную линию. Из-за низкой культуры адресанта, критика не бывает, как правило, объективной. Немало случаев, когда критика ведется с целью побить конкретно кого-то. Критик заранее знает, какое произведение он будет превозносить, какое не очень. А раскритикованный адресат, в свою очередь, выходит на встречный бой, получается взаимное камнекидание. Поэтому там, где идет критика, всегда разбиваются головы, вышибаются мозги.
Казахские критики, зачастую, оценивают произведения широко устоявшимися литературными штампами: тема такая-то, сюжет такой-то, язык сякой… и все в таком виде. На литературных форумах, или периодических отчетах перечисляют, – когда, кем, что написано. Это называется литературное обозрение.
Казахская советская литература, в том числе литературоведение, были зависимы от коммунистической идеологии. В качестве критерия ценности художественного произведения сверху была спущена теория социалистического реализма. Выйти за пределы этой теории критики не имели права. Труд академика М. Каратаева, главного теоретика этого направления, об установлении в казахской литературе социалистического реализма, считался в советское время вершиной казахской критики. Другие критики и литературоведы находились в его окружении. А после обретения независимости социалистический реализм был разоблачен как научно недостоверное направление. Это свидетельствовало о том, что в советское время критика находилась в заблуждении.
Русский критик В. Белинский писал: «Искусство и критика – то и другое вышли из одного общего духа времени. То и другое – сознание эпохи. Но критика есть сознание философское, а искусство – сознание непосредственное» [97: 67]. К подтверждению мысли русского критика современный философ-постмодернист Ю. Хабермас писал: «Жанровое различие между философией и литературой настолько мало, что философские тексты в своем существенном содержании поддаются литературно-критической интерпретации» [87: 198.]. У наших критиков философское сознание было неглубоким и недалеким. Они интерпретировали художественное произведение только с позиции онтологических характеристик, оставались завуалированными понятия функции литературы, назначение художественного произведения, влияние на общественное сознание. Поэтому казахская литература не могла выполнить функцию пробудителя народа от вековой спячки, она всегда плелась в хвосте крестьянина. Критика не могла объяснить философскую направленность художественной литературы с позиции будущности нации. Казахская литература превратилась в инструмент реализации социальной политики Советского руководства, которая предполагала превратить казахов в дешевую рабочую силу, занимающуюся производством сельхозпродуктов. Вот эту роль она долго и неплохо выполняла.
Наши писатели не интересовались социально-политической и правовой подоплекой событий и явлений, не учитывали в своих произведениях чаяния нации и ценности передовых обществ. Всегда стояли в стороне от общественных процессов, от политики, из-за недостатка либерального сознания, политико-правового образования. А литература, полная приватных течений, не выполняла мировоззренческой функции, как ей полагается. Превратное идейное направление, искаженное толкование причин происходящих в общественной жизни явлений, превратилось в затянувшуюся надолго болезнь, которая называется социальным отставанием и которая нанесла сокрушительный удар по национальной культуре.
В одном из обзорных докладов председатель Союза писателей Казахстана Н. Оразалин остановился на бедствиях казахского народа в годы лихолетья, когда «каждый из трех степных жителей был уничтожен… казахи стали беженцами в собственной стране, в панике покидали свою родину, куда глаза глядят». Тут интересно не то, что уважаемый председатель повторяет тривиальную истину. Дело в том, как он раскрывает причину этих явлений. Он объясняет: «…айласы қалың қоғамның әккі саясаты… айы теріс туған уақыт…». (Әдеби өмір шежіресі // ҚӘ., 14. 09. 2012). Вот оказывается, всему виной смутное время, жестокое общество, искушенная политика. Кстати, названный доклад, как «глубоко аналитический и поучительный» материал, был неоднократно опубликован.
У казахов стало нормой, пускаясь в ненаучные, бездоказательные объяснения, из которых невозможно вывести заключения, с низменными представлениями в голове, проклиная тех, кто «бил и истреблял», сидеть сложа руки, не пытаясь сделать хоть какое-то движение. Никто не задал такие вопросы: почему мы дружно не выступили против коварной политики? Если мысами себя не можем защищать, то кто нас будет защищать? Разве не виноваты мы сами, не сумевшие проводить правильную борьбу?» «Разве не виновата в том наша темнота?»
Известный западный культуролог М. Блок писал: «Никогда не вредно начать с mea culpa (моя вина)» [98: 19]. Но эти слова никто не вспомнил. Никогда ни в чью голову из казахских писателей не приходили такие мысли: «Кто бы ни проводил хитрую политику, надо думать о том, чтобы не скитаться, не испытывать тягот беженства. Освободиться от темноты и невежества. Поднять правовую и политическую грамотность, усилить свою активность!» Не было призывов к пассионарным действиям. Вот так наши писатели оплакивали горестные события прошлого, полагаясь на волю Божию, сидели, поглаживая бороды, и не создавали произведения, побуждающие к активным действиям своих читателей. Это свидетельство того, что казахская литература не в состоянии выполнять свою мировоззренческую функцию.
Казахский народ никогда не испытывал недостатка в «златоустах» в погоне за «красным словцом». У народа стало привычкой восторгаться краснобайством говорунов, несущих несусветную ахинею, приходящую им на язык неизвестно откуда. «Остроумных» встречали и провожали с восторгом, награждали рукоплесканием. Буйная речь завораживала слушателей, однако, не представляя реальной картины мира. Всегда не хватало трезвого анализа сложившихся обстоятельств, и всегда преобладала тенденциозная жалоба на судьбу, типа «нас били и истребляли». Как всегда не найдется человека, чтобы сказать: «Хватит жаловаться, хныкать, сваливать все беды со своей больной головы на каких-то врагов. Мы сами должны искать пути в новую культуру, войти в конкурентоспособное индустриальное общество, шагать вперед мужественно и уверенно, как шагают люди, уверенные в успехе». Из-за отсутствия достоверной информации и правильной оценки ситуации, казахское миропонимание всегда оставалось расплывчатым и завуалированным.
Что делать, если вернется лихолетье – опять войдут чужие армии на нашу территорию? Жаловаться на судьбу и бездействовать? Или обвинить какие-то темные силы и бежать? Или умолять бога, просить о спасении?
Кто может дать вразумительный ответ на эти вопросы?
Общеизвестно, что художественное искусство должно быть полифункциональным. Начиная с Белинского, русские критики немало писали об этом. Одна из главных обязанностей, поставленных перед художественным искусством – это доходчиво донести до сознания людей смысл происходящих вокруг событий и явлений. То есть каждое художественное произведение, наряду с репрезентацией процессов и явлений, происходящих в окружающем мире, осуществляя это в художественно-эстетическом плане, должно способствовать расширению миропонимания, особенно в сфере управления и подчинения. Происходящие события должны объясняться с познавательной, а также с объективной философско-политической позиции.
«Критика – это искусство». Так назвал М. Азимхан свой обзорный доклад, посвященный итогам литературного 2016 года (Қазақ әдебиеті. 17.03.2017). «Цель казахских критиков – поднять критику на уровень искусства» — этими словами поддержал коллегу Б. Турсынбайулы (Қазақ әдебиеті. 31.03.2017). Никто не отрицает, что критика имеет отношение к искусству. Однако, надо отметить, что до настоящего времени этот тезис не способствовал поднятию качества казахской культуры. Казахские писатели не осознали то, что хорошое произведение не рождается после «хорошей» критики, а в результате тщательного анализа литературного процесса и трезвой оценки этого процесса. Они не смогли критику принять как философию, понятия философия литературы и философия национального духа в их сознании остались завуалированными.
Когда литература не способствует расширению познавательного пространства читателя, наоборот, локализует его миропонимание, в данном примере, поддерживая лозунг властей «удержать казахов в селе» – отсталой социальной среде, в ситуацию должна вмешиваться философия. Эту функцию казахская философия не выполнила. При советской власти на казахском языке не было написано достойных философских работ. Малочисленные труды казахских философов, написанные по-русски в рамках коммунистической идеологии и «казахстанской школы диалектики», не являлись работами, освещающими духовное развитие, с точки зрения чаяний казахской нации. Поэтому явления, происходящие в высотах казахской духовности, не были полностью раскрыты. Такое положение сохраняется до сих пор.