4.2 Детерминация языка, мышления и действия

Благое Слово – Благая мысль – Благое деяние.

Древняя мудрость, известная со времен Заратустры

Язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык, и трудно представить себе что-либо более тождественное.

В. фон Гумбольдт

Язык оказывает воздействие на облик нашего народа.

Ю.И. Караулов

Известно, что язык возник в процессе обмена информацией между людьми, как средство координации их деятельности, при производстве общественного продукта. Являясь формой выражения мысли, язык, вместе с тем, играет решающую роль в формировании сознания.

Перед казахскими исследователями стоит задача выяснить глубинную причину нефункционирования языка, согласно государственному статусу. За четверть века муссированного дискурса и кропотливого труда, казахи так и не смогли решить этот вопрос. Язык не был полнокровно введен в оборот делопроизводства. Учиться языку и учить других оказалось делом непростым. Причин было названо много, от недостатка финансирования до обвинения русскоязычной части населения в бойкотировании языка.

В данной главе исследований рассматриваются проблемы языка в другом ракурсе – в плоскости детерминации языка, мышления и действия.

Алгоритмический ряд процесса исследования выглядит следующим образом: язык-мышление-действие-результат-востребованность языка.

Это означает:

— язык формирует мысль;

— мысль осуществляется в деятельности;

— деятельность определяет качество результата;

— результат порождает заинтересованность к освоению языка.

* * *

Всем известно, что язык прямо воздействует на мысль, мысль – на действие. Характер употребления языка определяет качество мышления. Среди казахской интеллигенции тоже есть те, кто обратил внимание на это явление. «В казахском языке, — писал М. Жумабаев, — и казахская золотая степь, и прошлая история, его быт, его терпеливый, неторопливый сдержанный характер, – все находит зеркальное отражение» [70: 72]. Олжас Сулейменов о связи языка и сознания сказал следующее: «Человек с младенческих лет окунается в атмосферу Слова. Слово формирует художественный вкус человека, пробуждает мировоззрение, сознание и чувства» [71: 20].

Детерминированные связи между языком-мыслью-действием в интеграционной деятельности людей достаточно исследованы в развитых странах. Исследователи-психолингвисты все как один подтверждают постоянное единство между этими тремя звеньями детерминации. Об этом русский психолингвист Н. Левитов писал: «Мысли облекаются в форму слов и фраз; в языке, а тем самым и в речи как индивидуальным и практическим применением языка проявляется реальность или «непосредственная действительность» языка. Мысли без слов не существует, поэтому и направленность человека, всегда выражающаяся в содержании и образе его мыслей, не может быть оторвана от языка. Для познания характера имеет большое значение то, как человек говорит: много или мало, искренне или нет, однотипно или с разными людьми по-разному, какие употребляет выражения, каков стиль его речи и т.п.» [72: 190-191]. Далее свою мысль психолингвист продолжает так: «Несомненно, характеризует человека стиль его речи. Стиль речи человека может свидетельствовать об общей эмоциональности, а также о содержании господствующих эмоций» [там же с.194]. Стиль речи, становясь общим достоянием, затем оказывает воздействие на язык, укрепляется в характере говорящих, в их чувствах и психике. Особенности характера человека можно обнаружить в его устной речи, в письменной, в словарном запасе, в морфологии, в построении речи [Там же с.198].

«Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее также и для меня самого, действительное сознание…» [73: 29] — так писали К. Маркс и Ф. Энгельс в известной работе «Немецкая идеология». О состоянии мышления, процессах, происходящих в нем, о том, что через язык можно следить об уровнях мышления, писалось немало.

Всемирно известный ученый Николай Конрад, исследовавший западную и восточную цивилизации через их языки и истории, сделал концептуальное заключение о воздействии языка на духовный мир следующим образом: «Исключительно ярким и притом самым непосредственным показателем интеллектуального развития человечества служит его язык. Познание осуществляется через мышление; мышление же принимает определенную, как бы «вещественную» форму, только в звуковой оболочке языка» [51: 313].

Томас Гоббс утверждал: «Без слов нет возможности познания чисел, тем более – величин скоростей, сил и других вещей, познание которых необходимо для существования и благоденствия человеческого рода. Если нет слов, то нет ни правды, ни лжи» [74: 25]. Далее английский философ заключил: «Понимание есть не что иное, как представление, вызванное речью» [74: 29].

Так как связи языка и мышления являются непосредственным объектом исследования философской герменевтики, представителями этого направления данный вопрос рассматривается широко и основательно. Один из основоположников этого направления Х.- Г. Гадамер констатировал: «Лишь порвав с конвенциалистскими предрассудками теологии и рационализма, Гердер и Гумбольдт смогли увидеть в языке мировоззрение. Признав единство мышления и языка, они пришли к задаче сравнить между собою различные формы, которое принимает это единство в качестве таковых … Мы стремимся сохранить неразрывное единство мышления и языка, которое предстает перед нами как единство понимания и истолкования в рамках герменевтического феномена» [8: 469].

На следующем витке герменевтической спирали стоит действие. От слова рождается мысль, от мысли – действие. Умение говорить и уровень грамотности человека видны по его действиям. «Оговорка в речи, описки и ошибки, жесты и поступки, которые не замечает совершающий их – полны смысла и могут быть истолкованы… С их помощью раскрываются мотивы человека, лежащие очень глубоко…» — так говорит великий психолог З. Фрейд [75: 367-368].

Все качественные свойства человек приобретает при помощи языка. Образование, культура, наука – все дается ему через язык. Потому что «язык есть язык самого разума» [8: 467]. Системный язык образует системную мысль. Отсюда берет начало последовательное действие. Там где язык исправен – и результат действия благой. Напротив, от аномального употребления языка начинаются все беды. Оно рождает запутанную мысль, оказывается источником неразберихи. Там, где отсутствует единство языка-мышления-действия, нельзя ожидать полезный результат. «Внутреннее единство языка и мышления – такова предпосылка, из которой исходит наука о языке» [8: 468].

Средства, которые применяет человек по отношению к окружающей действительности, направлены не на самосохранение, как у животных, а на адаптацию, которая гармонирует его с установленными общественными порядками. Деятельность человека направлена не только на собственные интересы, но и на благополучие других людей. Она оценивается общей общественной меркой.

Ученый с мировым именем, языковед Вильгельм фон Гумбольд пишет: «Разделение человечества на народы и племена и различие его языков и наречий, конечно, тесно связаны между собою, но вместе с тем и то, и другое непосредственно зависит от третьего явления более высокого порядка – действия человеческой духовной силы, выступающей всегда в новых и часто более совершенных формах» [9: 46]. Далее ученый, развивая свою мысль, представлял язык как внешнее проявление духа народа. «Язык народа есть его дух, а дух народа есть его язык, и трудно представить себе что-либо более тождественное» [9: 68].

В рационалистической философии дух отождествляется с сознанием и мышлением. Иррационалисты коррелируют его в сочетании с волей, чувствами, восприятием, интуицией. Как бы там ни было, культура народа, образование, интеллектуальная мощь, менталитет, сознание, мировоззрение в совокупности показывают природу его духа… Изобилие событий, спрессованных в толстые романы, притягивающие к себе художественным совершенством; поэзия, которая уносит человека на крыльях эдемовских птиц в тот чудесный мир, где душа пребывает в блаженном состоянии, насаждением мечты и надежды на будущее; актуальные драмы, которые выдвигая сотни вопросов, заставляют человека искать на них ответы,.. все, вместе взятые, репрезентированные через язык и мастерство деятелей художественного искусства, свидетельствуют о существующей связи языка и духа народа.

Как сказал В. фон. Гумбольдт: «Истинное преимущество языка заключается только в том, что, развиваясь из чистого начала и необходимой свободы, он приобретает способность поддерживать энергическую деятельность всех интеллектуальных сил человека, служить их полноценным орудием и, благодаря хранимой им образно-чувственной полноте и духовной законосообразности, вечно заново пробуждать эти силы. К этому формальному свойству и сводится все, чем язык может благотворно воздействовать на дух. Язык – русло, по которому дух может катить свои волны в надежной уверенности, что питающие его источники никогда не иссякнут» [9: 161-162]. Релевантность этих положений для всех языков подтверждена исторической практикой.

Известно, что в прошлые века дух казахов был силен. Было много героев, сложивших головы за народ. Идея того времени жила в лозунге: «Отан үшін отқа түс – күймейсің» («Иди за Родину в огонь, не сгоришь!»). Когда менталитет был воздвигнут на матрице национальных и человеческих ценностей, реноме языка было положительным, его престиж высоким. Из уст мудрецов исходили веские слова, превращаясь в афоризмы и поэтические строки, распространялись в народе. Однако превратность исторического пути известна: звездная пора в жизни казахского общества сменилась мрачным безвременьем. Именно это имел в виду В. фон Гумбольдт, когда говорил: «Язык тесно переплетен с духовным развитием человечества и сопутствует ему на каждой ступени его локального прогресса или регресса, отражая в себе каждую стадию культуры» [9: 48]. Это находит подтверждение в деяниях казахского народа, когда все переплеталось с его духом и языком.

Характеристика языка – богатство или бедность лексики; чистота говора или аномалия в речи; адекватность даваемой и получаемой информации; содержательность и скудость материалов, написанных на том языке; годность к универсальному применению в общественной практике или негодность – все это оказывает воздействие на рассудительность народа, его философию, на образование и науку, художественное искусство, на психологию, на мораль и менталитет, одним словом, прямо на его дух. Потому что «между устройством языка и успехами в других видах интеллектуальной деятельности существует неоспоримая взаимосвязь. Она кроется, прежде всего,… в животворном веянии, которое языкотворческая сила через самый акт превращения мира в мысли, совершающиеся в языке, гармонически распространяет по всем частям его области» [9: 67].

Известный американский языковед Э. Сепир пишет: «Мы имеем все основания предполагать, что языки являются по существу культурными хранилищами обширных и самодостаточных сетей психических процессов, которые нам еще предстоит точно определить» [69: 255]. Опираясь на это мнение, нетрудно предположить, что разбросанность, безалаберность речи говорящего создает затруднения в построении его мысли, строго по алгоритму. Соответственно логике бессистемная мысль ведет к беспорядочному действию. И это проявляется везде и всюду, в жизнедеятельности народа, который говорит на этом языке. Из всех бед, постигающих общество, самым сокрушительным является бедствие, исходящее от языка, оно приводит к самым труднопреодолимым последствиям в духовной сфере.

Э. Сепир особо отметил и обратил значительное внимание на указание Бенедетто Кроче, считая его мысль о том, что «между языком и проблемой искусства существует тесная связь» глубокой, а самого автора «постигшим основное значение языка» [33: 26]. Позднее это направление, принятое уже как универсальное правило, американский исследователь дополнил следующей, более полно изложенной концепцией: «Это форма, в которую отливается его (человека – К.Ж.) мысль, (а это, в сущности, языковая форма), поддается прямому соотнесению с его мировоззрением» [69: 255-256]. Согласно мнению американского ученого, и художественное искусство, и мировоззрение народа являются производными от языка.

Исследуя точку зрения Дж. Трира, Л. Вайсгербера, С. Эмана, Г. Брутяна о роли языка как определяющего фактора восприятия человеком окружающего его мира и понимания его сущности, Ю.И. Караулов пришел к заключению, что «каждый язык по-своему членит мир» [76: 15]. Далее Караулов уточняет, что картина в сознании носителя языка абсолютно тождественна ее языковому выражению, человек формирует свой взгляд на мир, или свою картину мира, не сам, а через посредство языка. Изменяя семантические, синтаксические и другие характеристики языка, можно изменить картину мира в сознании человека. Значит, «язык оказывает воздействие на облик нашего народа» [76: 243-244].

* * *

Два фактора, на нашем примере, способствуют оскудению сознания. Первый: подавляющая часть лексического фонда казахского языка обслуживала одну сферу общественной жизни – аульный быт и животноводческое хозяйство; второй – в словоупотреблении преобладал неофициальный стиль. Обыденное сознание, как низкий уровень общественного сознания, проявляется в процессе повседневной жизнедеятельности и представляет собой несистемную совокупность информации о природе и обществе, приобретенной только путем многолетнего опыта. В состав этого уровня сознания входят обычаи, нравы, традиции людей, определяющие психологию группы, социальные чувства, фольклор и другие моменты действительности, где воздействие художественной культуры минимальное, а наука практически отсутствует. На уровне обыденного сознания, помимо чувственных показателей, изредка присутствуют формы логического мышления (понятие, суждение, умозаключение). Но они не могут повлять на то, чтобы итоговое заключение было достоверным и полезным.

В рамках обыденного сознания смешиваются материалистические и идеалистические понятия, диалектические и метафизические элементы. Обычно, обращая внимание на взаимоотношения между явлениями и внешней детерминации, обыденное сознание не позволяет проникать вглубь процесса, не может выявлять отношения между отдельными его звеньями. Потому что, оно не может предвидеть последствия практической деятельности людей, которые обнаружатся потом, по истечении определенного времени. Ограниченность в освоении действительности обыденным сознанием, неспособность его упорядочить отношения среди людей не позволяют обеспечивать объективное социальное отражение. Обычно выводы, сделанные на уровне обыденного сознания, оказываются ошибочными и вредными.

Для того, чтобы рассматривать окружающую действительность системно и логически стройно, необходимо теоритическое сознание, которое объективно отражает истинный смысл явлений, их специфические свойства, закономерные связи и отношения между звеньями. Теоретическое сознание по сравнению с обыденным сознанием отличается точной и объективной характеристикой явлений. Оно находится в тесной связи с практикой, которая ставит перед познанием созревшие вопросы и требует их решения. Теоретическое сознание принимает эмпирические знания, имеющиеся в обыденном сознании, народную мудрость, приводит их в алгоритм, развивает их и систематизирует. Обыденное сознание, которое оперирует просторечивыми элементами и объяснениями, будет вытеснено научными знаниями и диалектическим мировоззрением.

* * *

В духовном мире казахов все апроисходит на уровне обыденного сознания. Нарушение семантической системы нестандартизированного языка общества аграрного уклада ведет к разбросанности общественной мысли и соответственно, непоследовательность в действиях приобретает характер социальной некомпетентности носителей языка. Казахский язык, со своей полуфункциональностью в промышленном обществе, аномальным употреблением остается еще нерепрезентативным в сферах политики, науки, затрудняет ведение хозяйственных дел.

Уровень освоенности языка и грамотности населения отражается на результате деятельности массы. А в сферах, где казахский язык совершенно не функционировал, о национальном колорите говорить не приходится. Если сформировать творческую группу из числа самых лучших казахских тележурналистов, и поручить ей создать передачу о профессиональном мастерстве людей, которые руководят технологическими процессами на современном предприятии – они не справятся с подобной задачей.

Пунктирный язык порождает осколочные результаты. Это можно видеть на примерах, где ведется хозяйство в стиле аульной лингвемы. Там, где люди общаются на языке, который еще далек от литературных норм, эти несуразности имеют место везде и всюду, и на бытовом и на социальном уровнях. Нельзя ожидать большего там, где не осуществляется передача информации по кодифицированным правилам. Перерастание аномалии в языке в безрезультативность в действиях имело место там, где подавляющее население состоит из представителей коренной нации, в учреждениях, где казахский язык как-то функционирует. «Мы должны не только всем серцем любить свой народ, но должны негодовать, огорчаться, видя его недостатки, отрицательные черты, — говорит О. Жанибеков, — куда бы вы не поехали в Казахстане, то увидите самые невзрачные дома, с навозом вокруг, непобеленные, с кособокими оградами, а возле нет ни одного дерева. Чьи это дома?». На этот вопрос он сам дает ответ: «казахские» [78].

Вот так в казахской жизни все идет наперекосяк: ни начала, ни конца. И в общественной, и в частной жизни. Потому что «язык есть не продукт деятельности, а деятельность. Его истинное определение может быть только поэтому генетическим. Язык представляет собой постоянно возобновляющуюся работу духа, направленную на то, чтобы сделать артикулируемый звук пригодным для выражения мысли» [9: 70].

Все то, что относится к казахскому языку, в частности, и то, что ассоциируется с казахской нацией, в целом, констелляции, сложившиеся вокруг них, порождают психологию отчуждения от них. Мы нередко сталкиваемся с фактами, когда в обществе имеет место бегство от казахского языка или нежелание быть казахом. Когда представитель низшей ступени цивилизации стремится овладеть языком и культурой народа, стоящего в высшей ступени цивилизации – нередкое явление. Г. Тард интерпретировал подобное явление следующим образом: «Дикари, язык которых очень беден, легко научатся цивилизованным языкам, хотя они совершенно неспособны усвоить цивилизацию» [10: 283]. Точно так же, оторванные от промышленности, превратив бегство от города и в песни, и в моду, наши казахи, забыв свой язык, проявляют склонность к русскому, а в последнее время и к английскому языку.