2.2.2 Различие лингвем носителей языка аграрного и индустриального обществ, их влияние на освоение языка

До настоящего времени не проводились работы по исследованию процесса практического применения казахского языка с позиции ареальной и функциональной классификации. Проблемы языка не изучены в контексте социо-экономических условий, которые складывались в ареале функционирования казахского языка. На этих неизведанных просторах нужно искать еще неизвестные лингвистической науке тайны казахского языка.

Когда произошел цивилизационный разлом, казахи оказались на субцивилизационной окраине – в ауле, с многомиллионными отарами, где доминировал аграрный уклад хозяйствования. Основная масса казахского населения до сих пор остается там, где господствует вековая отсталость, политико-правовое бескультурье, невежество, изоляция от цивилизованного мира. Именно такое состояние существования в XVIII веке привело к тому, что казахи потеряли независимость. Об этом историческая память ничего не говорит, так как ее вообще нет и не может быть у изолированных от цивилизации аульчан.

Субстанциональные причины всех бед казахской нации, следовательно, и языка, объясняется стадиальной теорией развития обществ – именно нахождением казахского народа на аграрной ступени исторической лестницы, тогда как казахстанское общество перешло на более высокую ступень развития.

С позиции ареальной лингвистики состояние языка объясняется следующим образом: аул – это ареал скопления казахов, одновременно является ареалом полуфункционального существования казахского языка. Животноводство – основное занятие казахов – одновременно база лексического фонда казахского языка, который состоит из слов, отражающих эту отрасль хозяйствования.

Между языком аграрного общества и языком общества индустриального есть существенное различие. Объясняется оно известной всем философам и филологам передовых обществ ареальной и функциональной лингвистикой. Дело в том, что русский и казахский языки находятся на разных стадиях цивилизационного развития, определенных содержанием их ареала расположения и укладом хозяйствования. Лексический фонд языка каждого из обществ отражает реалии имманентной жизнедеятельности. Значит, язык аграрного общества насыщен лексическими единствами, содержащими значение атрибутов сельского хозяйства и аульного быта, тогда как язык индустриального общества, наоборот, наполнен словами, описывающими городской быт, промышленность, технологию, науку и культуру.

Действительно, языки аграрного общества очень богаты. В западных обществах, стоявших некогда на аграрной стадии развития, создавались замечательные произведения, которые впоследствии были признаны выдающимися достижениями культуры. Именно в аграрных обществах появлялись непревзойдённые лирические и героические поэмы; великолепные драматургические произведения, построенные на разного рода конфликтах между людьми, между поколениями или социальными группами; многотомные романы, раскрывающие тайны доселе непонятных никому явлений, которые вошли в Золотой фонд национальной, а многие из них и мировой культуры. Нынешние достижения в науке, культуре, технологии развитых стран базировались на произведениях культуры и науки, созданных в условиях аграрного общества средневековья.

Проведенным семантическим анализом словарного запаса определено содержание и качество контента языка аграрного или индустриального обществ, объем духовной нагрузки, который они несут. Различие в содержании и качестве контента языка разных общественно-экономических формаций проявляется не только в лексическом фонде языка, но и в стилях изложения, составе и содержании материала, распространяемого на этом языке. Аграрная формация по отношению к индустриальной предпозиционна, а индустриальная по отношению к аграрной постпозиционна. Переход общества от аграрной ступени к индустриальной осуществляется, в большинстве случаев, через революцию.

Через анализ состава и содержания материалов средств массовой информации, школьных и вузовских учебников и пособий, художественной литературы определяются агротропность или индустриальность содержания контента языка. Противоречие, возникающее между агротропизмом в содержании контента казахского языка, с одной стороны, и реальностью существования нынешнего казахского народа в индустриальном обществе, с другой, требует глубокого осмысления. Все несуразицы, недопонимания, противостояния между людьми, когда речь заходит о языке, культуре и других отраслях духовного развития нации, исходит из этого противоречия.

Утверждение казахского языка как государственного, по определению, осуществляется через противоречия, столкновения, борьбу между радетелями языка и незнающими язык консерваторами, сторонниками разных идей внедрения языка в экономический оборот. Отдельные деятели и различные группы людей предлагают различные методики обучения языку. Все это закономерно исходит от революционности характера действий по утверждению языка как государственного.

Онтологическое состояние современного казахского языка можно представить как сосредоточение противоречий. Эти противоречия выросли из несоблюдения основополагающих принципов развития языка и общества, в частности,

— от противоречия между языком и обществом, находящихся на разных ступенях цивилизационного развития;

— от грамматики языка аграрного общества, не удовлетворяющей запросы индустриального общества;

— от культуры, созданной для представителей старшего поколения, не востребованной их детьми и внуками;

— от отношений языка с субъектами языка,..

* * *

Одной из основных преград, стоящих перед языком агарного общества, на пороге в индустриальный мир, является неправильное формирование языкового корпуса, на котором предполагалось вести делопроизводство. Механизмы создания языкового корпуса должны проектироваться тоже на принципах функциональной лингвистики.

Действительно, в аулах, которые при советской власти являлись ареалом бытования казахского языка, информация распространялась на казахском языке, люди читали газеты, смотрели телепередачи, функционировали школы и культурные учреждения. Но все это не могло служить развитию языка в унисон с общественным прогрессом. Казахский язык функционировал в десяти из пятидесяти сфер жизнедеятельности общества. Плюс к этому, функционирование казахского языка было неполным, он был бесконтролен со стороны лингвистической науки, нарушения в лексике, синтаксисе не преодолевались, а становились тенденцией, везде и всюду царствовала языковая аномалия. В таких условиях сформировалась лингвема, имманентная аульному человеку, со своим скромным словарным запасом и сплошной девиацией в словоупотреблении.

Основным способом функционирования современного казахского языка является передача информации в форме лингвемы аульного человека. Аульная лингвема – это стихийное употребление казахского языка, которое проявляется в виде разнузданной языковой аномалии.

Примеры аномального употребления казахского языка приведены в 1.1; 2.1; 2.3; 2.4; 2.5; 2.6 параграфах настоящего исследования.

Компаративный анализ лингвем носителей языка разных ареалов

Таблица № 10

Примеры лингвемы человека индустриального общества на русском языке	Примеры лингвемы человека индустриального общества на казахском языке	Примеры лингвемы человека аграрного общества на казахском языке
Преступник задержан	Қылмыскер ұсталды	Қылмыскер ауыздықтал-ды (құрықталды, тұсалды, ноқталанды)
Собрались лидеры политических партий	Саяси партиялардың жетекшілері бас қосты	Саяси партиялардың серкелері бас қосты
В министерстве осуществлена ротация кадров	Министрлікте кадрлар ауыстыру жүзеге асырылды	Министрлікте ауыс-түйіс болды

Смысловая характеристика фраз в приводимых примерах в третьем столбце таблицы представлены так:

1. «Қылмыскер ауыздықталды» (из телепередачи). Информант, не имея четкого представления об ареальной лексике, не различает городские и аульные лингвемы. Поэтому неправильно пользуется языковым корпусом. И перевод, сделанный им, для современного человека представляет сложность в восприятии.

Казахский журналист старается каждый раз по-разному передать слова «задержан» – это «ауыздықталды», «тұсалды», «құрықталды», «ноқталанды». И считает при этом, что он придает этому слову образный вид, каждый раз новый, особо подчеркивающий смысл события. И невдомек ему, что он запутывает городского читателя. Журналист, шагая по этому пути, не ориентируется на частотные принципы, а щеголяет показом богатства своей лексики. Все слова, которые призваны создать «образность», это из лингвемы аульного человека. Чтобы довести до сознания городского читателя смысл этих слов, нужны немалые усилия, условия и время.

Скажем, учитель объясняет ученикам, что такое «ауыздықтау». Прежде чем приступить к этой задаче, нужно объяснить ученику, что такое «ауыздық». Это одна из частей лошадиной узды – удила. Они делаются из металла, вставляются в рот лошади, чтобы человек мог управлять ею, подчинять ее своей воле. После этого учитель объясняет, что такое «ауыздықтау», в каком значении употребляется это слово в данном примере. А ученик, конечно, поймет значение этого слова, но как только выйдет из школы, забудет. Почему?

Ученик быстро забывает все эти объяснения, потому что у него нет практических непосредственных навыков применения этого слова в городских условиях. Горожане, даже некоторые аульчане, не встречаются с необходимостью совершить действия, связанные со словами «ауыздықтау» (құрықтау, ноқталау). Они не ездят на работу, на учебу, верхом на лошадях и им не приходится каждый день обуздывать их. В конце концов, ученик выходит из школы, так и не усвоив узуальный эквивалент слова «задержан» – «ұсталды». В его памяти остается русский вариант. А когда приходится ученику пояснить эту мысль, он употребляет словосочетание в форме «преступникті задержать етті».

Особенность изучения казахского языка и обучения ему состоит в том, что обучающий языку является русскоязычным субъектом. Его сознание опирается на выстроенную семантику русского языка. То есть нельзя упускать из виду то, что информация «қылмыскер ұсталды» соотносится с выражением на русском языке «преступник задержан». Для сознания изучающего язык человека это приемлемо. Поэтому обучаемый усвоит быстро, если это слово переводить как «ұсталды», с учетом узуальных значений на обоих языках, где корень казахского слова эквивалентен русскому слову «держать». Форма перевода «держи» – «ұста» является базовой в переводе слов семантического поля, куда входят названные слова. Перевод в форме «ауыздықталды» уводит изучающего язык человека в сторону от правильного.

* * *

2. «Саяси партиялардың серкелері бас қосты» (из периодической печати).

Здесь зооморфическая метафора применяется к руководителям политических партий. Это типичная для лингвемы аульного человека форма, являющаяся привычной для слуха людей старшего поколения, полагающих, что так надо говорить. Но в «серке» есть коннотационные препятствия, мешающие пониманию этого слова городскими жителями. Когда городской человек впервые слышит, слово «серке» (козел-самец), он подразумевает сразу козла-провокатора, ведущего на мясокомбинат своих сородичей. В русском языке это слово употребляется для шельмования недруга. Когда оно употребляется в политическом контексте, городской житель приходит в недоумение, погрузится в известное состояние брезгливости. Таким образом казахские журналисты создают сложную ситуацию вокруг изучения языка, упуская из виду дескриптивный аспект применения зооморфем (бүлдіршін, серке) в официальной информации.

* * *

3. «Министрлікте ауыс-түйіс болды» (из периодической печати).

Это – пример употребления коллоквиализма в передаче официальной информации. СРК порождает семантическое несоответствие с русским словом латинского происхождения ротация. В данном случае для совместимости нужно найти точный перевод этого слова. Если нет, нужно оставить «ротацию» в казахском языке до появления точного перевода.

В понимании казахов «ауыс-түйіс» – это обычай, когда родственно близкие люди обмениваются подарками, разными материальными ценностями. Например, когда один из сватов дарит дочери другого тайлак (верблюженка по второму году), а другой сват посадит сына того на стригунка. В приведенной конструкции «ауыс-түйіс» есть две погрешности, несовместимые с требованиями нормированного языка индустриального общества и логикой восприятия городского человека. Первая – имея свое значение, оно представлено в переносном смысле; вторая – нельзя передавать официальное сообщение образно, коллоквиализмами, в данном случае СРК. Использование образных выражений в официальной информации является нарушением стиля передачи информации, правил литературного языка.

* * *

Сказания акынов или рассказы аксакалов аула, их краснобайское повествование о бытовых реалиях неприемлемы для современных жителей города. Но аульные жители обижаются на горожан, которые не принимают их стиль. Обиды переходят в действия, вызывающие сожаление. А современное поколение отличается от аульных сородичей во всем: и условиями местожительства, и профессиями, и словами, которые слышат и запоминают в городе из окружающей среды, и теми впечатлениями, которые получают от окружающей действительности. Молодое поколение думает и мыслит по-другому, в отличие от старшего поколения, и соответственно их семантическая система другая, отражающая окружающий мир. Поэтому у старшего поколения нет оснований обижаться на молодежь и упрекать: «Почему не говоришь так, как я? Почему тебе не нравится то, что нравится мне?». Молодежь, воспитанная на культуре индустриального общества, созданной на более популярном, русском языке, оторвалась от культуры аграрного общества. Поэтому она так трудно осваивает казахский язык.

Трудно переводить на русский язык информацию, предоставленную лингвемой аульного человека и разрушенной семантической схемой. Часто эта информация вообще не поддается переводу. Не поддается переводу – потому что невозможно понять, о чем говорит информатор. Возьмем пример: «Идеология – дуниетаным, ой-санамыз. Ой-санамыз түзу болса, түзу жолмен жүреміз,» — пишет казахский филолог профессор М. Мырзахметов (Мемлекет вахабиттердің аяғын тұсамаса,.. // Жас қазақ үні, 14-20. 10. 2011). Бесспорно то, что ой – мысль, сана – сознание. Если их соединить через дефис в одно словосочетание, то смысл остается понятным лишь самому автору. Прежде всего, автор, уподобляя «идеологию» слову «дүниетаным», допускает понятийную путаницу (вспомните п. 2.1.3., где авторы путают «дүниетаным» и «көзқарас»).

«Идеология – система взглядов и идей: политических, правовых, нравственных, эстетических, религиозных, философских» [52]. А «мировоззрение – совокупность принципов, взглядов и убеждений, определяющих направление деятельности и отношение к действительности отдельного человека, социальной группы, класса, или общества в целом» [53]. Здесь мы сталкиваемся с фактом, когда остепененный ученый-филолог путает конкретные научные термины.

Профессор М. Мырзахметов в одном только предложении изрядно перепутал значения четырех категорий: «дүниетаным», «идеология», «ой», «сана» и подменил одни слова другими, использовал их ошибочно. Его предложение, приведенное выше, невозможно перевести на русский язык, а если все-таки перевести дословно, то получится какая-то белиберда: «Идеология есть мировоззрение, наше мысль-сознание».

Язык меняется с течением времени. Он следует за постоянно меняющимися поколениями, приходящими на смену предыдущим. Например, современники Абая не поняли бы смысл такого предложения: «Кеңес Одағының батыры, ғарышкер Т. Әубәкіров «К +» телеарнасының журналисіне сұхбат берді». Они решили бы, что это предложение на каком-то другом языке, но не на казахском. Также с трудом объясняют современные учителя своим ученикам понятную только для людей старшего поколения непревзойденную картину, описанную в этих двух строках: «сыңғырлап аққан бұлақтай, жарасып өңкей келісім». Чтобы понять полноценно тот мир, спрятанный под Абаевским идеолектом, нужно слушателю отправиться в ХIХ век и прожить там добрых десяток лет.

Каждый пишущий, взявший в руки калам, должен просеять сквозь рациональное сито сознания то, что происходит в языковом пространстве за последние четверть века. Каждый журналист, школьный учитель, лектор, пропагандист должен сопоставлять семантическую систему человека аграрного общества с новыми системами передачи информации на родном языке и действовать в соответствии с требованиями литературного языка индустриального общества, в котором мы сегодня живем.

⇐ ⇒